Я отпустил тебя. Я успел отпустить.
Счастливого пути тебе, девочка!
Счастливого пути, моя Снегурочка!
Удачи, Самая Лучшая!
Я так хочу не думать о тебе. Не получается.
И, вываливаясь из светлого салона в морозную ночь, я не думаю о подарках и о тех, кто их ждёт. Я даже не боюсь Зимнего Снайпера и его третьей стадии. В тысячный раз я вычерчиваю перед глазами твой образ. Милое личико светится мягкой улыбкой. Пусть хоть в мечтах ты улыбаешься только для меня.
15
Скрипел снег, хрустели незадачливые ледышки, перемолотые в белую пыль моими беспощадными подошвами, а мир покачивался. Мне было плохо до одурения.
Голова наливалась тяжестью, словно кому-то удалось упихать туда двухпудовую гирю. То и дело сползал с плеча мешок. Расставаться всегда трудно. Но хуже всего расставаться, когда некуда идти.
Депрессия обостряет чувства. Жировая прослойка довольства, грубо сорванная событиями и фактами, обнажает нервы. Сквозь прорванную ткань привычного начинают проступать те грани мира, про которые и знать не хотелось. И каждая тебя по лицу, по лицу. Кто-то неведомый крутанул яркость и контрастность до предела, по-хозяйски врубил громкость на полную катушку и щелкнул выключателями, которые нормальным людям никогда не потребуются.
Под позёмкой коварно притаился рыжий лёд, и приходилось ступать максимально осторожно. Не беда! Надо только представить, что в подошвах у тебя раскалённые мини-печки, которые мгновенно протаивают во льду лунки. Или острые шипы. И лёд сразу теряет силу.
Я шёл по улице, застроенной деревянными домишками, когда из подворотни меня окатило великое чувство страха. Тут даже вился не дымок, а словно прорвали паровой котёл. Кто-то прятался там и боялся до омерзения. Кому-то было едва ли не хуже, чем мне. И захотелось посмотреть на этого несчастливчика.
Я нырнул в темноту. Ну, и что тут у нас? Только тёмная бочка, притиснутая к двери. От бочки и исходил ни с чем не сравнимый аромат ужаса. Наливаясь отвращением, я ни с того ни с сего саданул по бочке. Ждал лязга о металл, но сапог словно ударил в подушку. Бочка застонала, чувство невыносимой опасности сменилось прерывисто сочащейся плаксивостью.
Не бочка это была, а Дед Мороз, перепуганный до смерти.
— Ну ты, братан, и сигналишь, — сказал я, чтобы разрядить обстановку. Собаки учуют, так по клочочкам разорвут.
Что ещё можно сказать человеку, которого ты невзначай обидел? Только показать, что происшедшее — ерунда, по сравнению с событиями, которые могли случиться, да не случились.
— Собаки што, — шмыгнул носом Дед Мороз в образе бочки. — Собаки, они не тронут. Да ведь за тобой он тоже гонится, да?
Ему дико хотелось, чтобы кто-то неведомый гнался и за мной. Ему невыносимо жаждалось услышать, что кому-то может быть так же плохо, как ему. Или даже сильнее.
Я вышел из подворотни. Вот чёрт, в тёмном укрытии хотя бы не дул этот мерзкий ветер. Огни многоэтажек зазывно расплывались в слезящихся глазах. Они обещали, что где-то там меня ждёт тёплый подъезд.
Дед Мороз вылез вслед за мной. Он был толст и неопрятен. С кончика носа свисали две прозрачные капли. Щетина покрылась изморозью. Глаза закрывали дешёвенькие очки, оправа которых заставила бы уржаться всю округу. Правое стекло украшала сеточка трещин.
— Он гонится за тобой? — моляще попросил он. — Скажи…
— Конечно, — улыбнулся я, глядя на дыру чужого мешка. — Ты ведь о Зимнем Снайпере?
Его затрясло. А я почему-то успокоился. Так всегда бывает, когда повстречаешь субъекта, чей страх сильнее твоего.
— Как звать? — спросил я, глядя на далёкие огни. Люди ждали праздника. Люди готовились к нему. Милые домашние хлопоты. Мытьё полов, гудение пылесосов, расползающиеся запахи вкуснотищи, телефонные звонки, насыщенные поздравлениями и приглашениями.
И посреди холодной пустоты два Деда Мороза, выброшенные на обочину жизни.
Плата за то, чтобы быть НАСТОЯЩИМ.
— Колей звать, — он шумно втянул воздух, на секунду расставшись с каплями. Коля я. Коля Горбунок.
Я кивнул в знак того, что вполне достаточно. Он не спросил моё имя. От спасителей не ждут имён. Ожидают руку, которая протянется и уведёт в светлое, тёплое и безопасное место. Там, где тебе рады. Только для нас этих местечек почти не осталось.
А ну-ка подберись. Отдав приказ самому себе, я прокашлялся. Сильно. Согнулся чуть ли не пополам. Думал, сейчас вырвет на славу, но обошлось. В голове прояснилось. Если ты — настоящий Дед Мороз, не раскисай. Тебя ещё ждут. Пускай только за тем, чтобы получить подарок. Но может и стоит жить ради мига, когда ты вручаешь мечту, словно звезду.
Да-да, братан, в депрессии приятно поговорить о смысле жизни. Иначе кто-то заметит, что ты бездельничаешь, и заставит работать.