К барьеру! Беседы с Юрием Мухиным

Эту копию с фиолетовыми печатями на суд представили адвокаты ельциноидов Шахрай и Макаров. Представили в пачке из 200 других документов, чтобы протолкнуть фальшивки под шумок рассмотрения разных других вопросов. Но всю «малину» ельциноидам истоптали адвокаты КПСС Слободкин и Рудинский. Особенно повеселился Слободкин, хотя вообще о Катынском деле он узнал именно в тот момент, когда мошенники предъявили в суде свои фальшивки, и по сути Катынского дела Слободкин без подготовки ничего сказать не мог. Но по профессии Слободкин судья, потому он начал рассматривать внешний вид этих фальшивок и указывать Зорькину и остальным судьям Конституционного суда на вопиющие признаки подделки. Образно говоря, начал тыкать Шахрая и Макарова фейсом не в шоколад, а в дерьмо. Признаков фальшивки было много — около 50. Но Слободкин указал на один, сразу же бросавшийся в глаза: некое «письмо Берии» было написано 5 марта 1940 года и рассмотрено Политбюро 5 марта, т. е. в тот же день. А такого технически быть не могло.

— Но почему же мы, граждане России, об этом не знали?

— Вопрос не ко мне. Пресса об этом скандале в Конституционном суде молчала и подло вопила о том, что, дескать, имеются документы, подтверждающие, что поляков расстреляли русские. Но на самом деле скандал разгорелся нешуточный — как эти документы показывать не то чтобы в суде, а просто людям, если с первого взгляда видно, что они фальшивые? Забегая вперед, скажу, что Конституционный суд не только не признал вину СССР в убийстве польских офицеров, но и дипломатично умолчал в своем решении о предъявленных ему фальшивках. А сами ельциноиды три последующих года не показывали общественности свои фальшивки, лишь устно уверяя дебилов, что сомнений в убийстве поляков никаких быть не может.

Но факт оставался фактом — такой признак, как дата, вопиял о фальшивости, и ельциноидам с поляками что-то надо было делать. Ведь одновременно с тем, как Шахрай предъявил одну заверенную копию в суд, вторую копию схватил Пихоя и поскакал с ней в Варшаву обменивать на злотые. Там вспыхнула радость… и тут же горе — узнали, что в Конституционном суде выявлены признаки подделки. Но поляки не могли ждать и не показывать эту копию никому, ведь на улице в нетерпении сучили ножками 800 тысяч алчных «родственников». И поляки на своей подлинной копии то ли стерли, то ли закрыли цифру «5» в дате на письме. И наделали множество вторичных копий этого «письма Берии», но теперь уже без даты. И этот свой вариант фальшивки раздали и опубликовали.

А что было делать российским мерзавцам? И они тоже за эти три года переделали саму фальшивку, убрав дату, и подменили копию этой фальшивки в «деле КПСС» в Конституционном суде. Теперь бывший председатель этого суда Зорькин выглядит идиотом — из протоколов суда следует, что он обсуждал со Слободкиным дату письма, а в документах нынешнего дела этой даты на письме нет.

Но ситуация в России с Катынским делом зашла в тупик — оно настолько фальшиво, что его нельзя показывать в открытом суде. Кто этому не верит, того я отсылаю к своей книге «Антироссийская подлость». Там я фактически провел разбирательство этого дела, опубликовав все «доказательства», собранные и Главной военной прокуратурой, и поляками, и потребовав открытого суда по этому делу. Кстати, я сослался в этой книге на более чем 650 источников фактов.

Однако тут надо понять следующее: для передачи дела в суд необходимо, чтобы следователи и прокурор подписали обвинительное заключение. Но в момент его подписания они совершат преступление, предусмотренное статьей 299 УК РФ «Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности». А то, что они обвинили в убийстве заведомо невиновных государственных служащих СССР, на суде вскроется немедленно. Что делать? И вот российская прокуратура вешает обывателю лапшу на уши о том, что мертвых якобы нельзя судить. Чепуха! Вот что об этом сказано в Уголовно-процессуальном кодексе РФ (статья 24): «Уголовное дело не может быть возбуждено, а возбужденное уголовное дело подлежит прекращению по следующим основаниям:…смерть подозреваемого или обвиняемого, за исключением случаев, когда производство по уголовному делу необходимо для реабилитации умершего».