К барьеру! Беседы с Юрием Мухиным

По делу в катынском лесу преследует меня мысль, не поставили бы мы поляков в ужасное положение, если бы пригласили через Испанию господина Сикорского прилететь в Катынь (предоставив ему гарантии безопасности) с подобранными им сопровождающими, чтобы он лично удостоверился в фактах.

Это всего лишь моя мысль, которую, может быть, невозможно осуществить. Я хотел, однако, ею с тобой поделиться. Подписано: Гиммлер ».

Рейхсфюрер СС Гиммлер — шеф государственных разведывательных и контрразведывательных служб Германии, т. е. по своей должности человек очень информированный. И он предлагает не пропагандистский трюк в газетах с приглашением Сикорского (иначе бы он обратился к Геббельсу), а действительно через нейтральную Испанию привезти Сикорского в Катынь. Англичане, конечно, никуда бы Сикорского не отпустили, поэтому Гиммлер и обратился к министру иностранных дел Риббентропу, чтобы тот по дипломатическим каналам тайно договорился с Сикорским. Обратите внимание на уверенность Гиммлера в двух вопросах.

Он почему-то был уверен, что Сикорский подчинится требованию немцев и приедет, если сам приезд можно организовать.

Второе. Он почему-то был уверен, что Сикорский подтвердит версию немцев. Ведь Сикорский в Катыни мог сказать, что убили русские, а вернувшись в Англию, заявить, что первое заявление было вынужденным, а теперь он заявляет, что убили немцы. И тогда конец всей немецкой провокации. Но Гиммлер такого поворота не боится — он был уверен в Сикорском.

Не менее примечателен и ответ Риббентропа:

«26 апреля 1943 года, Фушль. Ответ Риббентропа Гиммлеру по вопросу приглашения генерала Сикорского в Катынь. Секретно.

Сердечно благодарю за твое письмо от 22 апреля, в котором ты выражаешь мысль, не стоит ли нам пригласить господина Сикорского прилететь в Катынь. Признаюсь, что эта мысль с пропагандистской точки зрения сначала представляется соблазнительной, однако существует основная установка относительно трактовки польской проблемы, которая делает для нас невозможным любой контакт с главой польского эмигрантского правительства, причем она настолько существенна, что ею нельзя пренебречь в пользу возможно весьма привлекательной в настоящее время пропагандистской акции. Подписано: Риббентроп».

И Риббентроп, как видите, нисколько не сомневался в Сикорском и был уверен, что Сикорский не подведет. Но тайный от союзников (без их разрешения) приезд Сикорского в Германию не мог не скомпрометировать его в глазах союзников, и вот это для немцев почему-то было недопустимо. Причем истинную роль Сикорского знал только Гитлер, поскольку «установку », исходившую от любого другого лица в Германии, Риббентроп не посмел бы утаить от Гиммлера. Риббентроп сообщил Гиммлеру, что Сикорский предназначался Гитлером для очередных дел, не менее важных, чем усиление с его помощью пропагандистской клеветы по Катыни.

Если Сикорский не был предателем, сидевшим на крючке у немцев, то тогда и Гиммлер, и Риббентроп являлись идиотами, поскольку без оснований рассуждали о своем враге так, как будто он был их агентом.

— И что — англичане об этом догадались? — А как иначе объяснить, что вскоре после раскрутки Катынского дела Сикорский вылетел на инспекцию польских войск на Ближний Восток, на английской военной базе в Гибралтаре его самолет поднялся со взлетной полосы и тут же упал в море. Часть людей, находившихся на борту, спаслась, но Сикорский благополучно утонул. Англичане все это списали на несчастный случай, но результаты расследования этой катастрофы засекретили. Таким образом, то ли действительно случай, то ли случай, организованный англичанами, не дали Гитлеру и Риббентропу внедрить в жизнь «основную установку » с помощью Сикорского, но предотвратить его подлость в Катынском деле уже не смогли.