Just before I go (СИ)

На улице тепло. Почти жарко. По лобовому стеклу резво бегут солнечные блики. У Ильи мокнет спина, хоть он и сидит, почти наполовину высунувшись в окно. А Наполеону, кажется, вполне нормально. Невозможно представить, чтобы такой человек, как Наполеон, в принципе мог вспотеть. Он сидит, негромко мыча, подпевая песне, играющей по радио: «О, детка-детка, не отпускай меня, не отпускай меня». Илья помнит эту песню. Ее очень любил слушать отец в их поездках к озеру, в котором, по слухам, жило лохнесское чудовище. Отец убеждал Илью в том, что знаменитая Несси на самом деле живет у них, в их забытом боге городке, а не в другой стране, и Илья верил. Доходило до того, что в книгах про мистических существ он зачеркивал строчку, в которой говорилось, что лохнесское чудовище живет в озере Шотландии, и приписывал правильное, по его мнению, название. И удивлялся, почему все вокруг так в этом заблуждаются.

Несси исчезла из жизни Ильи тогда же, когда исчез и отец. Мама говорила, что он ушел в другую семью и больше не хотел его видеть. И Илья никогда не видел его ни на причале, ни на озере, ни в городе. Как бы ни искал. Лишь потом он узнал, что отец умер от заболевания легких, название которого Илья в детстве не мог произнести. Мать, впрочем, не слишком долго горевала, найдя свое спасение в лице Кристен, выступающей с джазовыми песнями в баре «Кроличья нора» каждую пятницу и субботу.

– Мы приехали.

Илья моргает, и Несси исчезает из его глаз. Вместо нее перед его взором появляется двухэтажный дом, отделанный светло-серым деревянным покрытием и белой черепицей на крыше, с небольшой верандой, под которой дремлет маленькая дворняга. Илья вылезает из машины и подходит к почтовому ящику, стоящему возле низкого забора, читая фамилию, напечатанную на нем, – Абрамс. Последние две буквы слегка потертые, но суть от этого не менялась. Он приехал в нужное место.

Илья тихо вздыхает, когда его по плечу сзади хлопает Наполеон. Он вытягивает шею, заглядывая ему через плечо, и снова вскидывает бровь, слишком выразительно, будто он действительно удивлен.

– Мы приехали в нужный дом?

Илья кивает и осторожно толкает калитку, не запертую на замок. Значит, Джереми должен быть дома. Когда Илья переступает порог участка, дворняжка, лежащая под верандой, оживляется, вскакивает и несется на него со звонким тявканьем. Наполеон, ступающий чуть позади, усмехается.

Дворняга заливается лаем, прыгая вокруг высокого Ильи, едва доставая в прыжке до колена. Стоило ей заметить сзади Наполеона, и она тут же забыла о первом, начиная скакать уже вокруг него. Илья никогда не любил собак. Особенно мелких. Слишком уж шумными были они, а толку было не больше, чем от пугала в огороде.

Дверь, покрытая облупившейся белой краской, со скрипом открылась, и Илья остановился, подняв взгляд на вышедшего тощего мужчину. Он щурит глаза, глядя на незваных гостей, и Илья вбирает больше воздуха в легкие. Это Джереми. Не может быть не он. Все тот же прищур, все то же тощее тело.

Наполеон останавливается рядом с Ильей и поднимает на него взгляд, пальцами трогая запястье.

– Он?

Илья кивает, глядя на человека, которого не смог бы забыть даже при всем желании.

– Я могу чем-то помочь? – у Джереми низкий, хриплый, насквозь пропитый голос. Из-за полов длинного халата видны тощие, как две палки, ноги, из рукавов торчат такие же палки-руки. Только подойдя ближе, Илья видит, что лицо мужчины покрыто морщинами, несвойственными для тридцатилетнего человека, а под глазами фиолетовые синяки.

– Меня зовут Илья. Может быть, ты помнишь меня.

Джереми хмурится, глядя то на него, то на Наполеона, стоящего позади, и Илье кажется, что у него в голове сканер, через который он их прогоняет.

– А, ты же этот, русский… Как там твоя фамилия? Никогда не мог ее запомнить, – он говорит монотонно, а вид у него настолько безликий, что Джереми мог бы без маски грабить банки.

– Курякин.

– Да-да, точно, Курягин, – он отмахивается, открывая дверь настежь и заходя внутрь. – А это твой парень?

– Курякин, – терпеливо повторяет Илья, направляясь за мужчиной. Он был уверен, что при встрече выбьет ему глаз. Но, видимо, глаз ему уже успели выбить. Причем не один. – Нет, это мой знакомый.

– Меня принимают за твоего парня просто потому, что я стою рядом с тобой? Да ты был мачо, я смотрю, – Наполеон улыбается, заходя за ним следом в дом и закрывая дверь прямо перед носом подскочившей дворняги.

Дома у Джереми пусто. Слишком пусто для такого большого дома. Пара шкафов, старые часы с раскачивающимся маятником, низкий стол, заваленный утренними газетами и пол, устеленный пустыми бутылками и туалетной бумагой вместо ковра.

– Потрепала же тебя жизнь…

– Да пошел ты.

Наполеон ногой отодвигает бутылку, лежащую на полу, и поднимает взгляд на занавешенные окна. Илья бросает на него взгляд через плечо и думает о том, что Наполеон наверняка жалеет, что не остался ждать в машине.