Милостивый государь, князь Петр Иванович.
По высочайшему повелению имею честь сообщить вашему сиятельству, что его величеству угодно, дабы назначенный во вверенную вам армию корпусным командиром 8-го корпуса генерал от инфантерии граф каменский был всегда в виду вашего сиятельства; почему корпус, ему вверенный, никогда не отдаляйте, а имейте оный всегда там, где ваше сиятельство сами присутствовать будете, для того, чтобы граф Каменский не мог, по природному своему обыкновению, делать по службе никаких прихотей и лишнего взыскания с своих подчиненных.
Итак, с помощью Божиею идем вперед довершить сие благое дело. Распоряжения ваши касательно гусарской дивизии графа Ламберта согласуются совершенно с мнениями; ибо я требовал от князя Шварценберга повеления фельдмаршала Вреде, дабы сии дивизии остановлены были там, где оне ныне находятся. Ламбертом я недоволен, что он согласился на перемирие, и ему оное строго заметил; подтвердите всем генералам, чтоб подобного впредь не случалось ни под каким видом.
Если крепости будут входить в переговоры с нами, да и почитать их принадлежащими к королю Французскому, то подобные сношения не склонять, а мне немедленно давать знать.
На перемену 2-й драгунской дивизии таковой же 5-й я согласен, но не без сожаления, ибо хорошую променяю на слабую.
С благоволением Всевышнего, с пособием полководцев, каковы Вы, и с храбростью неоцененных наших войск, надеюсь привести к желаемому концу сию новую войну и достичь до благодетельного для целой Европы мира.
Пребываю навсегда вам искренне преданным
Я получил донесение ваше как о причинах, побудивших вас идти с Первою армиею на Смоленск, так и о соединении вашем со Второю армиею.
Так как вы для наступательных действий соединение сие считали необходимо нужным, то я радуюсь, что теперь ничто вам не препятствует предпринять их, и, судя по тому, как вы меня уведомляете, ожидаю в скором времени самых счастливых последствий.
Я не могу умолчать, что хотя, по многим причинам и обстоятельствам при начатии военных действий, нужно было оставить пределы нашей земли, однако же не иначе, как с прискорбностью, должен был видеть, что сии отступательные движения продолжались до самого Смоленска и проч.
Дружба ко мне вашего сиятельства и благодеяния, оказанные мне за время вашего министерства, воспоминание коих пребудет в сердце моем неизгладимым, поставляют меня в обязанность просить извинения, что я отправился из Дриссы не простившись с вашим сиятельством, – вот причины сему, кои, однако ж, заставляют меня изложить здесь пред вами, милостивый государь, и другие обстоятельства.
Быв призван из Грузии, чтобы иметь блистательнейшее место, и получив на пути в Вильну повеление следовать прямо из Санкт-Петербурга к г. генералу Тормасову, для принятия при нем должности начальника Главного штаба, я имел причины тогда же видеть, сколько против меня интриговали, о чем ваше сиятельство изволите заметить из того, что г. генерал Тормасов, просив сам увольнения его из Грузии, где в первый раз в своей жизни имел он должность главнокомандующего корпусом, по возвращении его был сделан членом Государственного совета, получив новое украшение, и, наконец, назначен главнокомандующим Большой армии, а я, заступивший место его в командовании Грузиею, где, как осмеливаюсь думать, был гораздо счастливее его, и вызванный оттоль, чтоб, награжденным за мои заслуги, я определен был при нем начальником Главного штаба?! Признаюсь, что сие обстоятельство меня огорчило, и я бы тотчас оставил службу, ежели бы его императорское величество неизреченным ко мне благоволением не склонил меня остаться до окончания теперешней войны.