Изо

«Вот и буду плести веревку! – думала Света. – Они все не понимают, что Кате просто надо, чтобы было много намотано веревки, а потом мы станем океанологами и уедем насовсем!» Она представляла искрящееся море, летучих рыб. Наверно, нужно будет следить за их повадками, записывать, сколько раз они покажутся над водой. «А может быть, нам дадут водолазные костюмы!» Свете не верится, что она увидит на дне океана водные соцветия – то ли растения, то ли животные, которые всегда остаются на месте и только выпускают навстречу тебе лепестки-щупальца. Прямо в ладони к ней будут заплывать мальки. И ведь будет все это, будет! Она бы сама не решилась, а с Катей они точно уедут в какой-нибудь южный город. Так она думала уже несколько дней, но сегодня у города должно было появиться имя, нельзя было, чтобы он и дальше никак не назывался.

У Кати в комнате не висело географической карты. Раньше Свете это не казалось странным. А теперь она подумала, что все же гораздо удобнее, когда карта висит над столом, и ты в любое время, даже за уроками или за рисованием, можешь поднять голову и читать названия городов: Коломбо, Кейптаун, Веллингтон – и от одних этих сочетаний звуков замирает дыхание, а во рту делается щекотно. В учебнике географии была карта – конечно, маленькая, и на ней были видны не все города. «Но, может, я смогу выбрать город для нас», – подумала Света.

Учебник был в ранце, а ранец она оставила в коридоре вместе с ботинками. Света выключила перераспределитель и вышла в коридор.

– Ты что? – окликнула ее Катя из кухни.

Она стояла голыми коленками на полу и выжимала над ведром тряпку. На огне шипела кастрюля, должно быть, из нее капало на плиту. Пахло невкусно – так пахнет мясо, когда его только начинают варить. Света почувствовала, что хочет есть. Мама повторяет ей с первого класса: «Пришла домой – первым делом сняла форму, пообедала…»

– Перераспределитель заело? – спрашивала теперь Катя. И, не давая ответить, тянула назад в комнату. – Пошли поглядим.

И там она сразу же подхватила Светин моток и охнула:

– У тебя веревка пушится!

А это значило, что с веревкой придется что-нибудь делать. Может, разматывать и наматывать снова. Свете казалось, что она просто не сможет опять сесть на стул, до того не хотелось ей снова тянуть и скручивать пленочки.

Катя сказала ей быстро:

– Пока мамки нет, давай-ка наматывай сверху, чтоб не видать было. Только гляди, чтоб уже аккуратно! – и убежала из комнаты.

Пальцами надо было все время перебирать, чтобы пленочки, из которых свивалась веревка, ложились одна к одной – так учила Катина мама. Вчера, когда они сидели втроем, она им твердила: «Веревку – ее чувствовать надо. Вы, девчонки, болтать-то болтайте, но не забывайте веревку чувствовать!»

«А потом моя мама пришла!» – подумала Света. Она очень старалась не думать о том, что ей хочется, чтобы и сегодня пришла мама, чтобы сегодня было вчера. Пусть, пусть на нее снова кричат, если им так хочется. Но только пусть, пусть мама придет пораньше!

Тонкие пленочки щекотно тянулись между пальцами, не было ничего, только бесконечно длинная веревка. «Ее чувствовать надо, – говорила Света себе. – А что ее не чувствовать, вот же она». Ладони вспотели, пленочки липли к пальцам. В ушах стоял тихий скрип и жужжание, и было не понять, сколько прошло времени. Свете вдруг показалось, что она сидит здесь бесконечно долго, и уже стала старенькой, и все, кто знал ее, давно забыли о ней. Света вскочила – моток упал на пол, она не подумала выключить перераспределитель и ринулась из комнаты.

Катя пробовала из кастрюли, вытягивала губы, дула на ложку. «Опять скажет, чтоб я шла тянуть», – подумала Света.

Катя сказала:

– Садись есть.

Света, как ни была голодна, с трудом проглотила первую ложку, вторую; от супа все еще пахло невкусно, кажется, еще хуже, чем когда он только варился. Она думала: «Вот если бы не нюхать его, а только есть!»

– Что это? – спросила она.

Катя сказала:

– Не видишь, почки! Матери задешево продают на Кировском поселке, и мясо не надо покупать. Мы в магазины, считай, и не ходим!

И добавила:

– Мы раньше ведь жили на Кировском. Нас там все знают.

Свете послышалась грусть. Она подумала, что сейчас Катя расскажет, как жила, пока не стала учиться с ними. И про бабу Валю, которая все знала про всех, если посмотрит в воду. Она ведь тоже, наверно, осталась в Кировском поселке? Нет, говорят «на Кировском поселке». «На Кировском».

Света нет-нет да и думала, как можно в воде увидеть что-нибудь, чего там нет. Она вглядывалась дома в аквариум, пытаясь понять, где они с Катей будут работать – в южных или северных морях. Лучше бы в южных! Но, должно быть, рыбы мешали ей что-то разглядеть в воде. Она не представляла, как, быстро или медленно, в каком конце аквариума должно возникнуть их с Катей, взрослых, изображение. Цветное оно должно быть, четкое, яркое или еле видное, размытое водой? А Катя, может быть, знала это, и наверняка она могла рассказать, как надо глядеть. Но Катя уже вскочила с табуретки и понесла к раковине пустые тарелки, а ей велела снова идти к перераспределителю.