Изо

Мама с папой забывали расписываться в дневнике, и классная как-то звонила маме по телефону. Мама миролюбиво кивала: «Конечно, я поставлю подпись. Да нам и так ребенок все рассказывает, зачем ее проверять? И что там может оказаться такого страшного?»

Света принесла в кухню дневник с двумя сегодняшними пятерками, и мама сказала:

– Умница!

По папе видно было, как ему стало неловко, и он тоже принялся дочку хвалить.

После чая Света сказала, что вообще-то она не наелась. Котлету с картофельным пюре она понесла было к себе в комнату, родители остановили ее, и Света оставила тарелку на столе в кухне.

– Я потом съем.

Она пыталась дописывать упражнение по английскому. Маме понадобилось что-то постирать в ванной. Папа доставал с антресолей коробки, мама весело говорила из ванной:

– Подумать только, зима завтра! К нам пришла зима!

А потом вынимала из коробок ботинки и говорила папе:

– Это твои, а вот Светкины.

И кричала ей в открытую дверь:

– Свет, не забудь! Завтра в зимних идешь! Они вон там, у порога, стоять будут!

Света отвечала «угу» хриплым голосом. Хорошо, что Катины кроссовки они взяли в комнату и они тоже сейчас лежат под кроватью. Вместе с пальто.

Катина одежда – совершенно не зимняя. Кто знал, что сегодня вечером выпадет снег? Но Катя завтра точно никуда не пойдет. И послезавтра никуда не пойдет.

Катя громко шептала ей из-под кровати:

– Скоро твои угомонятся? Мне в туалет надо, я лопну сейчас!

Когда родители наконец сели смотреть телевизор, Катя сходила в туалет, а потом очень быстро съела котлету с картошкой – Света на цыпочках принесла из кухни тарелку. И после Катя забралась к ней в постель и долго ворочалась. Ей нравилось, что можно лежать и на одном боку, и на другом, и согнув ноги, и вытянув, и как в детском саду – руку под щеку, и она не могла определить, как лучше. Она толкала Свету к стене и говорила: «Это моя территория, вот досюда!»

Обеим не спалось. Они слышали за стеной музыку, потом она стихла.

Катя начала:

– Что у нас на Кировском было, в прошлом году! Это все знают. Одна девочка любила красные перчатки. И вот однажды приходит вечером к ее родителям баба Валя и говорит: «Если кто хочет жить, выбросьте красные перчатки!»

Света слушала и обмирала, вцепившись в Катину руку. И думала, что это счастье – вместе лежать в темноте и бояться красных перчаток. А заодно и бабу Валю, гадалку с Кировского поселка, – оттого что она всё про всех знает. У бабы Вали был волшебный аквариум, и еще был шаролунник – тяжелый полупрозрачный камень, в котором по-хитрому преломлялся свет. Баба Валя брала шаролунник с собой, когда ехала гадать на базаре, и его у нее вытащили в толчее. А может, она уронила его по пути, и его подобрал случайный прохожий, не зная, что это, и он ни в чем не был виноват. Но баба Валя объявила в поселке, что принявшему к себе шаролунник не жить, что скоро, совсем скоро погибнет он, и изменить ничего нельзя. Катя наизусть помнила заклятие – не целиком, а только кусочек, она шептала непонятные слова Свете в ухо. И казалось, что колдунья баб Валя сейчас появится в комнате – и тут же следом что-то произойдет, чего и представить себе нельзя.

Родители за стеной спали, и можно было не волноваться, что они узнают про Катю. Или что ее найдет женщина с цепкими требовательными глазами, которая сказала сегодня Свете: «Ты, видно, плаксочка!» Ночь – время красных перчаток и время колдуний, которые всё про тебя знают, счастливое время, когда можно не думать о том, что ждет тебя, и бояться того, что сама выберешь, сколько хочешь.

Наутро Света не услышала будильник, и когда мама пришла поднимать ее, Катя была уже опять под кроватью и, казалось, крепко спала.

Света уже подошла к школьной ограде – и тут вспомнила вчерашнюю женщину. «Завтра мы с тобой будем думать, как нам встретиться с Катей». Света поспешно повернула назад к дому. Бояться было нечего – мама и папа ушли на работу. И когда она отомкнула дверь, то услышала протяжные, тоненькие звуки: «И-и… И-и…» Она никогда не слышала, как плачет Катя, и не думала, что та может плакать. Света обнимала ее, и жилетка, и блузка, и майка у нее были уже мокрые. Было странно, что в человеке может быть столько слез; наверно, у Кати внутри что-то превращалось в них – может быть, кровь. Или кости и мышцы таяли у нее, как у Снегурочки.

– Я к маме хочу! – захлебываясь, говорила Катя.

Света не знала, что отвечать. Она гладила Катю по спине и рукам и целовала в макушку, в тонкие волосы. Хотелось прижать ее крепче к себе, чтобы передать ей от себя жизни, так, чтобы Катя не растаяла. Света беспомощно шептала: «Все хорошо будет, Катенька, все будет хорошо!»

Она представляла, как вчерашняя женщина приходит в школу, чтобы спросить про Катю, а ей говорят: «Светы сегодня нет». Захочет она прийти снова или не захочет? На всякий случай надо заболеть, надо выпить молока из холодильника. Классная станет маме звонить: «Ваша Света не ходит в школу!» А мама ответит: «Наша Света болеет!» А потом они все забудут про Катю. Пока Света будет болеть, они точно забудут! И они с Катей будут играть дома, пока взрослых нет.