Изо

На весенних каникулах класс повели в городской дворец творчества. На стенах висели рисунки, выбранные во всех художественных школах, были и два Светиных. На одном была кошка-королева – Света всегда начинала кошек, когда разрешалось рисовать что хочешь, правда, кошки могли получиться кем-то другим. Но эта явно была кошкой – бело-голубой, тоненькой, с прекрасными удлиненными глазами; в лапе она держала веер. (Нина успела уже спросить: «Нарисуешь мне, чтобы вот так?») На другом рисунке была Снегурочка – художественный класс водили специально на оперу. Света не старалась нарочно, но у Снегурочки вышло лицо Кати Трофимовой, волосы были убраны под кокошник.

Хор детского дома со сцены спел про мир во всем мире, и потом в вестибюле Света, оглядываясь, чтоб не видел никто из ее класса, подошла к детдомовской девочке и, обмирая, спросила про Катю. Беловолосая девочка вскинулась и глянула на Свету необыкновенно – по-доброму и с ободрением, так, будто она уже была взрослой, а Света – совсем маленькой.

– Есть у нас такая. Новенькая она, да? – сказала девочка и, не дожидаясь ответа, закричала:

– Катя! Трофимова!

Катя была в белой рубашке и блестящей концертной жилетке, как все детдомовские. Волосы на затылке забраны в хвостик, он загибался колечком. Света кинулась было к ней – но та посмотрела на нее так, как смотрели североамериканские индейцы, и Света остановилась в нерешительности.

– Вас тоже сюда привели? – полуутвердительно сказала Катя.

А потом, точно сжалившись над Светой и решив добавить еще что-нибудь, спросила:

– Что ты на Кировский к Максиму не ездишь? Он спрашивал про тебя.

Свету поразило, что, оказывается, надо было ездить в кружок на Кировском поселке, уже без Кати, и что Максим, так напугавший ее, потом про нее спрашивал.

– Я теперь в художественную школу хожу, – сказала она, будто оправдываясь.

Катя глянула на нее, и Свете почудилось в ее глазах удивление. Тут же Катин взгляд стал взросло-колючим, и она спросила с насмешкой, как может спросить учительница:

– И по воскресеньям тоже туда ходишь?

– Н-нет, – прошептала Света.

– А Максим, – победно сказала Катя, – он и по воскресеньям кружок ведет. Нас-то из детского дома только по воскресеньям и отпускают.

«Там Катя будет», – думала Света.

В воскресенье мама спросила у нее, куда она собралась так рано. Света сказала, что ей надо встретиться с девочками. По маме было видно, как она удивлена. Должно быть, ей показалось, что что-то не так. Если бы Света сказала, что они договорились встретиться с Ниной Кротовой, мама бы сразу успокоилась, но у Светы не получилось так ловко соврать. Впрочем, мама хотя бы могла не думать, что она хочет встретиться с Катей, ведь Катя уже не училась в их школе.

Глядя на Максима, нельзя было подумать, что он удивлялся, отчего Света не ходит в кружок, и что он рад теперь видеть ее здесь. Подвальная комната продувалась ветром из окон под потолком, пахло масляной краской. Столы и стеллажи громоздились в одном конце. Большие парни водили по стенам масляными кистями. Максим протянул Кате и Свете по тупому ножу и велел соскабливать краску с большого деревянного щита.

– Стенд сделаем, – сказал и кивнул Свете.

Нож гнулся у нее в руках. Потрескавшаяся краска слезала не полностью. Катя скоблила рядом, и Света чувствовала, что они заодно. «Странно как, – думала она. – Чтобы с Катей быть, надо все время делать что-то неинтересное – то веревку тянуть, то вот краску соскабливать».

Вскоре Катя объявила, что ей пора в детский дом, и Света вышла с ней вместе. Катя сказала хмуро:

– Тебе же ничего не будет, если позже придешь, помогла бы Максиму.

У троллейбусного кольца она вытягивала шею и все время топталась на месте, ей невмоготу было стоять, и наконец она сорвалась с места, пересекла улицу. Света еле поспевала за ней. «В детском доме страшно наказывают, может быть, Катю побьют, если она не придет вовремя», – думала Света. Когда-нибудь она сможет вызволить Катю из детского дома. Она будет знать, что нужно для этого сделать, она будет взрослая, но это когда еще! Как хорошо было бы жениться на Кате и увезти ее на какие-нибудь далекие тропические острова. Если бы она была Джоном, тем капитаном, которого играет Хью Джефф! Нет, Нина Кротова говорила, Джона играет кто-то другой, Света забыла, кто…

– Ну, быстрей можешь? – оборачивалась к ней Катя, дышалось ей тяжело.

Они приближались к арке, у которой толпились женщины, продававшие семечки и банки с какими-то соленьями, и вязаные носки, и сморщенные перезимовавшие яблоки. Кто-то развесил на заборе старые платья. Света шла, озираясь.

Катя сказала:

– Нам сюда.

За аркой, внутри, было тесно. Люди вокруг были в резиновых сапогах или в шлепанцах на шерстяные носки. Попадались женщины в невообразимых, как у ведьмы, которую однажды Света нарисовала, юбках, иногда поверх мужских брюк или застиранных джинсов. Кругом лежали целые россыпи старых вещей – на столах и на расстеленных на земле клеенках, и что это за вещи, нельзя было рассмотреть. Только замедлишь шаг – ближняя торговка окликает тебя:

– Девочка, а вот у меня есть для тебя кофточка!