Изнанка судьбы

Тильда была мастером метания. Нет, даже не мастером — Мастером. Ее коронный номер — швыряние сразу десятка ножей с завязанными глазами — неизменно собирал толпу. Ножи слетали с руки испуганными птицами и ложились точно по контуру тела стоявшей у доски Паолы. У зрителей перехватывало дыхание, они кричали, ревели и топали ногами от восторга, а в это время Тильда уже стояла прямо, с вытянутыми руками, а над ее головой серебряным колесом текли бритвенно-острые кинжалы. Мелькали сильные руки с коротко обрезанными ногтями, лезвия разрезали воздух с тихим свистом. Она могла одновременно удерживать в воздухе до пятнадцати клинков.

Здоровяк Зигфрид полностью оправдывал свою внешность — он поднимал тяжести. Например, мог поднять лошадь. Или платформу с кучей людей на ней. Еще он жонглировал пудовыми гирями и показательно боролся с местными силачами, если находились безумцы, готовые бросить ему вызов.

Паолу представляли зрителям как «женщину-змею», и, глядя, как она складывается или завязывается немыслимыми узлами, можно было поверить в родство фэйри с пресмыкающимися. Хотя я подозревала, что причиной, по которой номер собирал столько зевак, был крайне откровенный, облегающий костюм с нашитыми чешуйками, имитирующий змеиную кожу. Когда Паола вставала на мостик, призывно выгибая обрисованную тонкой тканью аккуратную маленькую грудь, со стороны мужчин раздавался единый, слитный вздох восхищения, а со стороны женщин — недовольное шиканье.

Ринглус объявлял номера и сам участвовал в коротких фарсовых сценках между ними. Примерно тем же занималась скрипачка Фэй, когда не аккомпанировала чужим выступлениям. Третьим актером был Фернанд, у которого имелся и собственный номер с чревовещанием и карточными фокусами. Каждый член маленькой труппы был при деле и приносил пользу.

Меня, после недолгого обсуждения, было решено поставить сопровождать чужие номера игрой на флейте и завлекать народ до начала основного представления. Ринглус пообещал, что постепенно приобщит меня к фарсовым сценкам, чтобы я могла подменять кого-то из актеров. Еще мне вменялось в обязанности решение кучи хозяйственных вопросов. Я с радостью согласилась, остро переживая свою бесполезность по сравнению с остальными артистами.

Отношения в труппе поначалу приводили меня в недоумение. В них было что-то семейное, но как далеко это было от привычных мне родственных отношений. Никто не лез другому в душу, не пытался наставлять в душеспасительных беседах. Я зря опасалась расспросов. Только легкомысленная Фэй спросила про отца моего ребенка, удовлетворилась расплывчатыми ответами и больше не приставала. Молчаливый уговор предполагал, что я проявлю похожую деликатность по отношению к остальным, поэтому, как ни была мне любопытна история Тильды или того же Ринглуса, я не лезла.

В вопросах, касавшихся выживания коллектива или дальнейших планов, здесь царила железная дисциплина, и слово Ринглуса было законом, который не смела оспаривать даже Тильда. С другой стороны, если речь шла о личных похождениях, всем было взаимно наплевать на действия каждого. Никто никого не контролировал и, кажется, даже не интересовался.

В первый же вечер Фэй и Тильда потащили меня в общественную баню. Я была благодарна им за это до слез — кажется, никогда в жизни я не чувствовала себя такой грязной и не получала столько удовольствия от купания.

— А почему Паола не пошла с нами? — спросила я после бани, распаренная и совершенно счастливая.

Фэйри и полукровка переглянулись, и Фэй тихонько захихикала:

— Ему… ей нельзя. Не положено.

— Да уж, визгу-то будет, — улыбнулась Тильда.

Мне, конечно, никто ничего объяснять не собирался.

Спать меня определили в палатку Фэй, что привело скрипачку в полный восторг.

— Смотри, как здорово, — втолковывала она мне, устраивая постель. — Мы почти одинаковые. Ты рыжая, и я рыжая. Ты музыкант, и я музыкант.

— Ты не рыжая, ты красная, — смеялась я. За ужином все пили эль, и, кажется, я немного перебрала, потому что не чувствовала обычного смущения. Были только радость, интерес и благодарность к этим существам, бескорыстно приютившим меня.

А Фэй действительно была красная. Тонкие волосы ее кучерявились, завиваясь в легкие кудряшки. Вместо того чтобы разглаживать и укладывать их, как делали человеческие модницы, полукровка собирала и перевязывала пряди разноцветными ленточками. Бантики торчали из ее головы под немыслимыми углами, но странным образом это ей шло, придавая вид шаловливый и дерзкий.

— Зато ты — рыжая. Причем везде, я в бане видела.

Я смутилась от такого заявления, не зная, как реагировать, а неутомимая девчонка с визгом «Битва рыжих! Должен остаться только один!» повалила меня на постель и вовлекла в борьбу.

Я не была готова к такому повороту, к тому же боялась сделать ей больно, применив силу, поэтому предсказуемо проиграла.

— Ну, и что получает победитель? — хитро прищурилась коварная Фэй, восседая на мне сверху и удерживая запястья. Хватка у нее была железная, даром что сама тонкая как веточка.

— Не знаю. Что?

— Поцелуй! — она склонилась и действительно поцеловала меня.