Изнанка гордыни

— Так потрясен, что нет слов, — язвительно отвечает он. — Хотите гадостей, потерпите до завтра.

Когда рассказ переходит к Венто, я сперва сбиваюсь, но Элвин не спешит крутить пальцем у виска и спрашивать про наследственное безумие семьи Рино, поэтому я решаюсь быть полностью откровенной.

С каждым словом груз, камнем лежавший на душе в последние дни, становится легче.

Он крутит пальцем у виска чуть позже, когда я рассказываю, как покинула дом на ночь глядя.

— Гениально! Сеньорита, признаю, был неправ, когда говорил про талант находить неприятности. Дело не в таланте. Ваш секрет в выдающемся уме и житейской смекалке.

Эти слова заставляют меня рассердиться не на шутку.

— Но что я могла сделать?! Если нет никого, кто мог бы помочь?

— Да, да! Конечно, поехать одной в храм Черной Тары — самое мудрое решение.

Вот теперь он снова похож на себя. И мне снова хочется его убить.

Сухо и коротко рассказываю о выборе, который мне предложила жрица. И о своем решении. На лице северянина отражается изумление, он смотрит на меня как-то совсем по-другому. Так, словно видит впервые.

— Значит, вы с самого начала собирались познакомить красотку Вимано с ее ножом?

Обида возвращается. Я жажду извинений за брошенную ранее в лицо клевету, но не похоже, чтобы маг собирался извиняться.

— Вы вправе не верить, — сердито отвечаю я. — Намерения нельзя доказать.

Элвин улыбается и касается моей щеки кончиками горячих пальцев. Краснею под слишком пристальным взглядом.

— Верно. Потому намерения ничего не стоят, важны только поступки. Вы отважная, но совершенно сумасшедшая девчонка, Франческа.

Вспыхиваю, не в силах скрыть, как приятны мне его слова. Слишком уж они не похожи на обычные дежурные комплименты северянина, мало отличимые от насмешек.

Все еще думаю, что ответить, когда из-за спины раздаются шорохи и осторожный шепот Уго и Орландо. Элвин вскакивает, мгновенно теряя ко мне интерес. Слышу звук удара, стоны, а потом веселый голос мага:

— Друзья, невежливо покидать званый вечер, не попрощавшись. К тому же у меня осталось столько вопросов!

Ругаю себя — как можно было забыть, что мы здесь не одни? Поднимаюсь, опираясь на алтарь. Отчего-то болит все тело, особенно локти и колени. Рядом, на жертвеннике все так же привязанный Риккардо. Он без сознания и мне не хочется будить его.

Свечи давно потухли, в углу тлеет одинокий факел, почти не давая света, но самый темный час давно миновал. В святилище серые сумерки. Подходит час утреннего богослужения, скоро здесь будет людно, придут священник, служки, крестьяне. Что подумают они, застав оскверненный храм и всех нас?

Маг стоит чуть поодаль над телами незадачливых поклонников Черной. Его длинные пальцы музыканта беспокойно движутся, словно вяжут узлы на невидимой веревке. Он пинком переворачивает Джованни на спину:

— Пожалуй, начнем с тебя.

Мне отчего-то становится страшно за брата.

— Что вы собираетесь делать?

Элвин ухмыляется:

— Я сегодня в роли исповедника. Устрою культистам таинство покаяния. А ты ступай, дочь моя, и не греши.

— Не надо, — прошу я.

— То есть, как это “не надо”, Франческа? Это что — очередное проявление квартерианского всепрощения?

Истеричные рыдания со стороны алтаря вторгаются в наш разговор. Разрываюсь между двумя братьями. Каждому нужна моя помощь.

— Не обижайте Джованни. Пожалуйста.

Он морщится:

— Хорошо, можно начать с сеньора Риччи. Он всегда был мне симпатичен своими обходительными манерами. И, ради Четырехпутья, Франческа. Успокойте вашего второго братца, или я заткну ему рот.

Подхожу к алтарю, чтобы ослабить веревки, но узлы завязаны на совесть.

Голос за спиной:

— Я бы не стал этого делать на вашем месте, сеньорита, еще сбежит. Ни вам, ни герцогу не нужны лишние слухи.

Не могу не признать правоту этих слов. Глажу Риккардо по голове. Взгляд возвращается к черному обугленному пятну. На месте упокоения Изабеллы Вимано — провал. Яма глубиной в фут, не меньше, словно огонь смог пожрать сам камень.

Не осталось даже пепла. Не будь Венто, это место стало бы мне могилой.

Из глаз брата текут слезы, вздрагивает впалая грудь, трясется нелепая, грязная бороденка.

— Потерпи, мой хороший, — ласково, как ребенку, говорю ему я. — Скоро вернемся домой.

Он всхлипывает и шепчет “Фран!”.

Глава 9. Милосердие и воздаяние

Франческа

В подвале Кровавой башни все так же темно, сыро и мрачно. Здесь всегда ночь и пахнет безнадежностью.

Злая ирония — мои братья поменялись местами. И я снова рядом с тем, кому больше нужна поддержка и помощь.

— Джованни! — мой шепот повисает в темноте, за пределами освещенного фонарем круга.

В ответ — тишина.

Снова окликаю брата и слышу хриплый голос Уго “Кто здесь?”, а потом из соседней камеры сдавленное “Фран, это ты?”.

— Я, — подхожу ближе. — Как ты?

Джованни приникает к решетке. Мрачное и короткое “Жив”.

Мы молчим. Я смотрю в знакомое и чужое лицо. Он выглядит измученным и помятым.

— Почему? — наконец спрашиваю я. — Почему, Джованни?

Жалкая улыбка:

— А был выбор?

— Выбор есть всегда! — горячо возражаю я.