Последнюю речушку с вялотекущим мазутом вместо воды они переходили вброд, потому что берега были пустынны и не удалось найти подходящих балок для сооружения мостика. Повезло, что в месте, где вышли на эту маслянисто-черную с фиолетовыми отсветами неба речку, глубина была по пояс, не больше.
Тапочки у Валеры были без задников. Поэтому, чтобы не потерять нехитрую обувку в процессе форсирования мазутной преграды, он привязал их кусками медной проволоки к ступням. Заходя в противную тягучую жидкость, Рысцов почувствовал, как сначала щиколотки покрываются мурашками, потом икры, а потом озноб прошиб аж до темечка. Мазут не был чересчур холодным, иначе бы он просто-напросто загустел, но сами обволакивающие прикосновения темно-коричневых волн внушали рецепторам кожи неестественные ощущения — будто по ногам текло что-то живое, обвиваясь вокруг и затягивая узлы на толстых, упругих канатах-жилах.
— Ну и дерьмо, — выразил общее мнение Таусонский, поправив на голове тюрбан из рубашки.
Изобретение, кстати говоря, оказалось чрезвычайно полезным. Сначала немногочисленные члены их крохотной диверсионной группы с недоверием покосились на подпола, когда тот разделся до пояса и повязал голову рубашкой. А через некоторое время дошло. Ткань впитывала пот, не давая ему стекать мерзкими каплями на лоб и застилать глаза. Так что теперь все четверо выглядели со стороны, наверное, довольно комично. Правда, сам Валера несколько отличался от остальных: вместо рубашки, которой у него просто не было, на его черепе красовалась кособокая треуголка из пожелтевшей карты Московского метрополитена. А из колкой хламиды он умудрился смоделировать подобие набедренной повязки.
— Четвертый час идем, — проворчал Петровский, выбравшись из мазутной реки, и аккуратно пощупал заплывший глаз. — Мракобесие какое-то…
— Странно, что изнанников больше не видно, — сказал Аракелян, брезгливо выжимая темную жижу из штанин. — Сожрали огнеметчика и… как не было.
— Нас не тронули и ладно, — сердито отозвался Валера, разматывая проволоку и разминая голеностопный сустав. — Почему у меня пропали способности сшиза?
— А может, их и быть не должно в изнанке, — предположил профессор.
— Нет, дело не в этом. Скорее, их действительно эти уродцы… м-э-э… экранируют, что ли.
Альберт Агабекович лишь кособоко пожал плечами.
— Эй, лакмус, долго нам еще топать?
Рысцов не сразу понял, что Павел Сергеевич обращается к нему.
— Валер, я тебя спрашиваю. Ты же у нас вроде как индикатор, чувствующий этого мужика в оранжевой тужурке.
— Да откуда я знаю, — насупился Рысцов. — Если меня один раз около прохода заклинило, то это еще ничего не значит. Может, его вообще здесь нет. В какой-нибудь другой изнанке сидит, их же тысячи… Или вовсе нет никакого Всеволода… Приглючилось мне, и баста.
— Тогда я тебя буду медленно топить в мазутных реках с кевларовыми берегами, — мрачно пообещал Андрон.
Таусонский усмехнулся и поднял голову, взглянув на лиловое зарево:
— Вам не кажется, так-сяк, что это сияние стало ярче?
— Так и есть, — отозвался Аракелян, тоже задирая голову. — Мы же идем в ту сторону, откуда оно исходит. Ума не приложу, что там, за горизонтом.
— Как думаете, сколько уже протопали? — спросил Валера, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Километров двенадцать-тринадцать, — ответил подполковник, размазывая грязный пот по широкой груди. — Если бы по нормальной дороге шли, уже бы двадцатку осилили, наверное. Блин, Жорик там некормленый…
— Вам не кажется, други любезные, что мы ищем какого-то полумифического мужика хрен знает где? Так, чисто по наитию, — хмуро вздохнул Петровский.
— Есть варианты? — огрызнулся Рысцов.
— Мотался бы я тут, если б были…
— Пойдемте! Хватит трендеть, так-сяк, — по-военному скомандовал Павел Сергеевич.
И снова потянулись груды металлолома по сторонам, зашуршали неиспользованные прямоугольнички билетов под ногами, и сердце забилось немного по-другому, отсчитывая шаги.
След в след.
Удар в удар.
Сквозь уже привычное монотонное гудение неожиданно пробился какой-то новый звук.
— Что это? — вздрогнул Аракелян.
Все остановились, согнулись, уперев ладони в колени от усталости, и прислушались. Далеко-далеко, там, откуда они пришли, действительно что-то происходило. Словно пошел дождь. Сначала раздалось несколько отдельных хлопков, будто гигантские капли шлепались о рубероид на крыше, а через полминуты аритмичное потрескивание слилось в дробные аплодисменты летнего ливня.
— Мало ли всякой чертовщины в изнанке, — махнул рукой подполковник. — Помните, к примеру, ту конструкцию из шпал? Конченый психопат и тот не сумел бы сбацать такой архитектурный ансамбль, так-сяк. А?
— Не нравится мне это, — сказал профессор, трогая кадык. — Пойдемте.
Все глубоко вздохнули и снова тронулись в путь, освещенные сверху призрачно-сиреневым заревом, интенсивность которого за последний час возросла минимум вдвое. Жара становилась невыносимой.