Изнанка

— Таким образом, будем надеяться, что нам удастся найти этого человека целым и невредимым. Да я, черт возьми, полжизни отдал бы за встречу с этим безвестным гением…

— Кстати, о невредимости, — протянул Рысцов, разглядывая свои перебинтованные руки. — Что вы думаете о тех моих криках, истериках? Ведь я действительно чувствовал чью-то ужасную боль, отчаяние… много всего…

— Трудно утверждать наверняка, — ответил Альберт Агабекович, сцепив замком подрагивающие волосатые пальцы. — Возможно, этих событий, образы которых ты проецировал, и не произошло еще.

— В каком это смысле… еще?

— Современная наука не исключает возможности соприкосновения человеческого сознания или подсознания с разрозненными фрагментами будущего. При определенных условиях функционирования мозга. А может, и чего-то иного, каких-то других нитей мироздания, оплетающих нас…

Валера воззрился на трогательно-смуглое лицо профессора с подозрением. Неужто опять полтергейстно-сверхъестественная ботва?

Аракелян прочел в его взгляде недоверие и, улыбнувшись уголками губ, тихонько произнес без тени издевки:

— Что мы знаем о гранях и границах собственной сути? Одну миллиардную долю? Не исключено. Хотя я склонен полагать — меньше. Это как трансцендентная кривая в математике. Ее уравнение в декартовых координатах не является алгебраическим… Это то, что пока находится за пределами наших четырех измерений. Не стоит отбрасывать совсем уж категорично вероятность, что в том темном тоннеле ты видел не только прошлое. Быть может, там мелькнули и тени грядущего?

Мудрые глаза ученого посмотрели на Валеру с печальной завистью. Они шептали: «Как бы я тоже хотел не верить во всю эту чушь. Но вот поживи с мое… и тогда поговорим еще разок».

Рысцов вдруг на миг будто уловил каким-то шестым чувством, что происходит в душе пожилого армянина — перед ним пронеслись тени юношеских мечтаний, бесформенные призраки мыслей выстроились бесконечной цепочкой… А за всем этим ворочалось нечто неразличимое, отличающееся по масштабу и формату от обывательского понимания, свойственное только истинным жрецам науки. Какая-то тайна, о которой им почему-то запрещено рассказывать смертным…

Входная дверь бахнулась о кочергу и чуть не спрыгнула с петель.

Дядя Веня вернулся с соседом. Оба были пьяны в коромысло.

— Кадастр-р! — с готовностью прокомментировал Жорик.

Вениамин Кузьмич обрушился на жалостно пискнувший табурет, приподнял крышку кастрюли с остатками супа, повел носом и заявил:

— Мы готовы.

Сосед в знак солидарности отяготил своим немалым весом лавку и извлек откуда-то из недр своего тулупа банку с мутной жидкостью.

Таусонский взглянул на Петровского и осведомился:

— Они тут нам аппаратуру не испоганят?

— Ни в коем случае, — заверил его Андрон. — Ребята крепкие. Максимум ущерба могут нанести лишь запасам спиртного и еды.

— А им не придет в голову попугаем закусить?

— Да нет! Я дядю Веню знаю. Видно же, что Жорик ему сразу понравился.

— Ну смотри… Под твою ответственность.

Рысцов, шипя от боли в раскроенных ладонях, выбрался из кресла и подошел к ним.

— Закончили?

— Да.

— Тогда давайте не будем тянуть. Совершим прогулку по обещанным райским кущам.

Он бросил на кровать подушку и улегся под мерцающий зеленым огоньком С-визор. Ох, давненько не виделись, каналья!

Перед тем как уйти в другую комнату на свое ложе, Аракелян попросил общего внимания и наставительно сказал:

— Запомните, эс не всемогущ! В особенности тебя касается, Валерий. Человек может влиять на его структуру, это подтверждается наличием сшизов. То, что там существует вокруг нас, — в немалой степени подсознательная интроспекция, то есть специфическое наблюдение сновидцем открывающегося ему психического пространства. Иными словами, мы не так уж и беспомощны.

— Разберемся, — с гэбэшными нотками в голосе отрезал Таусонский. — Встречаемся, как договаривались, на Таганской, у турникетов.

Он хотел добавить еще что-то, но лишь шумно выдохнул и погасил свет. Шагнул через порог и прикрыл за собой дверь.

Валера остался в одиночестве — остальные три кровати стояли в соседней комнате. Он, неуклюже тыча перебинтованными пальцами в подсвеченную фосфорно-салатным светом панель С-визора, ввел необходимые данные и проглотил три заранее заготовленные таблетки фенобарбитала — снотворного средства, которое профессор рекомендовал как лучшее для пребывания в С-пространстве.

Из сеней еще некоторое время доносились обрывки разговора и щебет Жорика, затем спустя минут пять все утихло. Остались только сопение динозавро-подобного дяди Вены и его неразговорчивого односельчанина да уверенные бульки первача в стаканах. За окном, где-то очень далеко в промозглой мартовской тьме, послышалось протяжное душераздирающее мычание коровы. За стеной скрипнула пружина под чьим-то матрацем…