Григорий заволновался. Горячка, несомненно, горячкой, но зачем же так грубо мешать спать? Тем более работа сделана. Течь ликвидирована. Стеклотара пуста… Зашевелив ногами, он постарался отодвинуться назад. В такой не очень, надо отметить, удобной манере получилось проползти метра полтора. Дальше силы почему-то покинули его нижние конечности. Тогда сантехник, не привыкший отступать перед трудностями, стащил сапог и со всей силы запустил им в стену. Однако тот отчего-то не полетел со свистом, а шлепнулся совсем рядом.
«Точно, перебрал», — утвердительно кивнул Григорий, исподлобья глядя, как стена заглатывает сапог и выбившиеся из его голенища просолидоленные кисточки пакли.
Сантехник сделал еще одно тщетное усилие отдалиться от прожорливой гадины, выбросив налившуюся свинцом руку и зацепившись за скользкий вентиль. Он напряг бицепс, стараясь подтянуть свое беспомощное тело, но годы пьянства дали о себе знать. Мышцы одрябли.
Он так и остался лежать, распластавшись на бордюре.
Стена сначала скушала пустую бутылку. Махом смела стаканчики, открытый ящик с инструментами. Потом пододвинулась еще на полметра, и в ее невидимом бездонном чреве исчез фонарик…
Наступила тьма.
И вот тогда изрядно захмелевшему Григорию стало по-настоящему страшно. Но сделать он ничего не мог. Только вздрогнул и стукнулся затылком о шершавый бетон…
— Коммуникации не все еще повырубало?
Руководитель федерального агентства по СМИ поднял внушающие доверие глаза на президента. Ответил:
— Основные пока в порядке. Массовое оповещение населения можно осуществить через телевидение, радио и Интернет. С-видение в данной ситуации я не беру. Ведущие телеканалы транслируются через Останкино… Максимум через полчаса… «капля» будет у башни. Удивительно, что она до сих пор не добралась до нее, будто выжидает…
Президент ослабил узел галстука и с силой провел ладонями по лицу.
— Значит, выходим в эфир немедленно. Текст готов?
— Да.
— Дайте гляну…
Помощник протянул несколько листов главе государства.
Цепко выхватывая каждое слово, президент пробежал глазами по строчкам. В голове оседали фразы. Он машинально шкрябнул ручкой по нескольким из них и вернул помощнику.
— Вообще-то президенту положено по должности сказать не больше одной пятой из всего тут понаписанного, — недовольно буркнул он. — Остальное — задача министров и экспертов. Свалили под шумок все в кучу…
Камера была установлена прямо в рабочем кабинете, и ее объектив темным зрачком смотрел на него в упор. Вспыхнул свет, оператор поправил наушник с микрофоном, режиссер, суетливо жестикулируя, выкрикнул:
— Эфир через тридцать секунд…
На несколько мгновений, пока гример размахивал над его лицом мягкой кисточкой, президент прикрыл глаза…
Кошмар. Это был самый безобразный кошмар в его карьере. Да что там… в жизни! Надо же! Лег под какую-то самозванку! И бросил под нее всю страну. Радостно так, с феерическими искорками перед мордой… Будто всегда только и ждал подходящего момента, чтобы все просрать! Противно даже вспоминать, как он сох по ее блудливому телу! Тьфу! Сучка! И ведь ладно бы купился на идею или еще что-нибудь в этом роде… Это история — современники и потомки могли бы оправдать. Но какой там! Он сох по бабским сиськам!.. Кто там против? Дума? Пинка! Парламент? Купим. Кто не продается? Ты? В отставку! По собственному желанию не пойдешь? Ну, брат, как знаешь… Какой еще импичмент? А военное положение вам нравится? Недоверие мировой общественности и международных организаций? Да гадил я на вас с высоты ядерных боеголовок! Тем более вы уже прогнулись под эти потрясающие сиськи… Кошмар. Впервые он ощутил всю бескомпромиссную мощь вертикали власти, которую так долго выращивал сам, взяв за основу тщательно отобранные саженцы предшественников, могущество госаппарата, подконтрольных средств формирования общественного мнения и плодородную почву беспросветной народной глупости. Вот она, твоя титановая вертикаль. Жри. А понадобилось-то совсем чуть-чуть, чтобы развернуть ее на сто восемьдесят, — две симпатичные сиськи… Кошмар. Чувствуешь осиновый кол в заднице, который сам скрупулезно затачивал?..
— Пять секунд до эфира!
Президент наконец открыл глаза. Узел галстука так и остался ослаблен.
— Три, две, одна… — Режиссер махнул рукой.
На экране, под объективом, поплыли крупные строчки обращения.