— Мы тебя уже два дня пасем, мент ты бывший, нерадивый. Так тебя сяк, — обидно сказал Таусонскии, убирая ксиву. — Это ж надо было из отеля так удочки смотать! Я еле просек, на какой ты поезд сел…
— Стоп, — Валера потихоньку собирал паукообразные кусочки мозаики произошедших событий. — Гоша… то есть Павел… А ванна…
Павел Сергеевич неоднозначно покачал головой.
— Грязно, согласен. Но никак к тебе, сволочь, не подступиться было. — После этого он морозным тоном добавил: — Я двух своих ребят потерял.
— Извини… — растерянно начал Рысцов.
— Засунь себе вонючие сопли в жопу, гнида! — рявкнул Таусонскии. И сказал уже тише: — Подкаблучник.
— Прекрати, в конце концов, унижать меня! Нашелся тут… Я не заказывал, между прочим, ангелов-хранителей!
— Больно нужен, так-сяк! Тебя забыли спросить, как нам работать!
— Останавливай тачку!
— Отсоси у меня сначала…
Рысцов задохнулся от такой наглости и боли в неловко повернутой руке… Между спинками снова появилась голова Андрона. Он хищно оскалился и язвительно заявил:
— А вы подеритесь. У тебя, Паша, фора. Этот-то… грач перелетный… со сломанной лапкой!
— Надо бы ему, конечно, с пристрастием устроить… — остывая, сказал Таусонский. Потом неожиданно резко повернулся к Рысцову и прошипел: — Я тебе в анус табуретную ножку вобью, если сам все не расскажешь.
Валера искренне испугался. Не семантики фразы, а эмоциональной окраски интонации, с которой она была произнесена. Задница явственно ощутила острые колючки заноз.
Широко посаженные, с полопавшимися сосудами глаза подполковника словно пробили череп Рысцова насквозь, заставив отстраниться и упереться затылком в молчаливого бугая, сидевшего по другую сторону.
Наконец он взял себя в руки.
— Что ты хочешь узнать? И зачем?
— Зачем, говоришь? — Таусонский устало откинул голову назад. — Ты, видимо, не в курсе, что вчера в двадцать три сорок семь по…
Павел Сергеевич вдруг замолчал, нахмурившись.
Валера посмотрел тем временем в тонированное окно. Рассвело окончательно. «Тойота» довольно быстро мчалась по какому-то шоссе, видимо, в сторону столицы. Движение по встречной полосе было очень плотным. Странно, обычно люди утром, наоборот, в Москву едут. Даже теперь, в такое… смутное время…
— Давай вот что, — решил Таусонский. — Ты мне расскажи все по порядку, так-сяк. А потом я тебе расскажу. Только сначала надо решить одну вещь: ты куда хочешь пацана спрятать?
— Со мной будет, — быстро ответил Рысцов.
— Не рекомендую. Опасно.
— Тогда его нужно вернуть обратно… В Чукондово.
— Времени нет. Если б ты не дал деру… — Подполковник горько усмехнулся: — Дурак, ей-богу. Заставил меня брюхом трясти, бегать за ним! Нашел савраску!
— Куда ж Сережку девать? — раздраженно спросил Валера.
Павел Сергеевич осторожно покосился на него:
— Матери отдадим… Она сейчас у нас. Я охрану выделю.
— Ни за что!
— Понимаю, что баба она психованная, так-сяк, но больше некуда. Я тебе попозже объясню почему. Все, разговор окончен!
— Слушай, я не у тебя в отделе работаю! Я вообще гражданский. Чего раскомандовался?!
— Ты хочешь, чтоб твой пацан жив остался? Вопрос риторический. Поэтому будешь слушать меня. А теперь рассказывай с самого начала: с того момента, как тебя завербовали на работу к Кристине Николаевне Больбинской. Ты мент бывший, поэтому учить, думаю, не надо. Все, что помнишь и не помнишь, так-сяк: имена, объекты, связи, детали… Саша, сколько у нас осталось еще времени до ближайшего отдела по Волгоградскому?
Высокий чернявый водитель глянул в салонное зеркальце и отозвался:
— Минут двадцать — двадцать пять, Пал Сергеич.
— Успеешь?
— Попробую. — Рысцов утомленно облизнул губы, чувствуя на языке соленый привкус кровавой корки. — Не до последней детальки, конечно…
— Как же ты пошел в услужение к этой сумасшедшей? — спросил Таусонский Рысцова после его пятнадцатиминутного сжатого монолога.
— Тут дело темное, — откликнулся Валера. — Меня вчера утром, в отеле, словно наизнанку вывернуло.
Как околдовала… Глупо, конечно, звучит, но по-иному и не скажешь. Будто все эти недели под гипнозом был. Скорее всего тут не обошлось без влияния эса…
— Ты сука, — коротко сказал Андрон, не оборачиваясь.
— Местами, — признался Рысцов.
— Уж лучше с одиннадцатого этажа на коляске…
Валера не понял, к чему это было сказано. Он болезненно поморщился, собрался с духом и выговорил наконец:
— Я вчера, когда немного оклемался, хотел к тебе пойти, да подумал… не простишь.
Петровский промолчал.
— Но президента как она зазомбировала?.. — вздохнул подполковник. — Ладно, сейчас неважно: оклемался вроде наш вождь, порядок наводит — столько дерьма наворочено за это время, так-сяк… А Больбинская исчезла махом. Он объявил ее и в федеральный розыск, и в международный; объясняется с другими странами… Только теперь уже поздно выкобениваться…
— Почему?
— Ты же видел, что на Алтуфьевском «капля» вылезла недавно? — Валера кивнул. — Ну так вот… Вчера в двадцать три сорок семь по московскому времени она начала расти.
— То есть как… расти?
— Дешево и сердито.
Павел Сергеевич замолчал. Рысцов переваривал чудовищную информацию добрую минуту.