— Мы ещё посмотрим!.. Ещё поглядим…
— Нужно его как-то успокоить, — обеспокоенно сказал Виталий.
— Никакие слова ему сейчас не помогут, — возразил Борис. — Пускай лучше выплеснет всю свою ярость. Если честно, я и сам с трудом сдерживаюсь. Хочется хоть что-то сделать, перебеситься. У меня от злости к этой твари, кажется, мозги вот-вот взорвутся.
Они с Виталием наблюдали за Прапором с веранды. Рядом за столом сидел Кеша. Он был подавлен из-за смерти бабы Шуры, и ему казалось, что его окружают совершенно ненормальные люди. Борис, Виталий, Прапор, Марина… Ну как они могли так поступить? И ведь у них даже малейших сомнений не возникло. Взяли да обрекли несчастную женщину на смерть. И после этого считать их нормальными? Нет, с ними явно что-то не так. Видимо, страх лишил их здравого смысла. Но больше всего Кешу тяготила мысль, что Хесс будет в ярости. После стольких лет подготовки, после всех ожиданий, потеря даже пожилой больной женщины для него тяжела. И Кеша ощущал вину за то, что сделал не достаточно, за то, что у него не хватает ума и совершенно отсутствует дар убеждения.
Тем временем Прапор зашёл в сарай, нашёл подходящую палку, обмотал её тряпками. Затем, взяв канистру с бензином, вернулся к периметру.
— Чую, ничем хорошим это не кончится, — проворчал Виталий.
Борис тоже начал тревожиться — уж слишком близко старик подошёл к границе. Видимо, злость убила остатки самосохранения.
— Пойду-ка я к нему.
— Я с тобой, — сказал Виталий.
Хищно улыбаясь, Прапор открутил крышку у канистры. Сначала пропитал бензином факел, затем принялся брызгать горючим на сумеречных людей. Без малейших эмоций на лицах, те тянули к нему руки. Их скрюченные серые пальцы хватали воздух буквально в нескольких сантиметрах от старика.
— Мы ещё посмотрим, кто кого, — бормотал он. В его глазах горел безумный азарт. — Посмотрим… Я, урод, за всех с тобой поквитаюсь. За всех, кого ты забрал!..
Прапор плеснул бензин на крупного мужчину в форме солдата наполеоновской армии. На женщину в чёрном бесформенном балахоне. На высокого парня в рванине…
— За всех поквитаюсь…
Гена сидел на корточках возле забора своего дома. Он походил на спринтера перед стартом. Его щека нервно дёргалась, тело — напряжено, ноздри вздувались. Он услышал позади себя голос тёщи:
— Этого момента мы и ждали! Сейчас ты отомстишь подлому старику! Сейчас он за всё заплатит!
Прапор отбросил пустую канистру, вынул из кармана зажигалку, поджёг факел и выкрикнул злорадно:
— Гори, тварь!
И тут же принялся тыкать факелом в тех, кого облил бензином. Сумеречных людей охватывало пламя, однако оно было странного зеленоватого оттенка и спустя пару секунд гасло, не опалив даже волосы и одежду.
В глазах Прапора плескалась ярость. Он словно бы не замечал, что его попытки поджечь бесцветных тщетны.
— Горите, твари! Горите!..
Виталий пробормотал встревоженно:
— Он обезумел.
Они с Борисом приближались к Прапору. На их лицах отражались вспышки зелёного пламени.
— Твоё время пришло, бедный маленький мальчик! — Гена снова услышал голос позади себя. — Действуй! Отомсти старику!
— Я отомщу! Да, прямо сейчас отомщу!
Растянув губы в жуткой пародии на улыбку, Гена покинул своё убежище за забором, пригнувшись, преодолел несколько десятков метров по полю, а потом рванул вперёд со всей скоростью, на которую был способен. Сумеречные люди взревели, отвлекая внимание, однако Борис всё же заметил Гену. Заметил и понял, что не успеет его остановить.
— Прапор! — на бегу закричал Борис. Крик потонул в похожем на шум урагана рёве бесцветных.
Гена на полной скорости врезался в старика даже не вытолкнув, а швырнув того за периметр. Факел упал на песок и сразу же погас. Сумеречные люди, будто стая волков, набросились на поверженного и оглушённого Прапора. Гена захохотал, прыгая и кривляясь возле границы точно сумасшедший клоун. Он всё ещё слышал голос тёщи:
— Ты сделал это! Это самый правильный поступок в твоей жизни! Ты больше не бедный маленький мальчик!..
Ощущая, что его словно горячими плитами сжимает, Прапор выхватил из-за пояса пистолет, машинально и быстро снял с предохранителя и выстрели в Гену. Тот взвыл от боли — пуля угодила в живот. Сумеречные люди крепче вцепились в старика, однако вложив все свои силы, он всё же сумел вырваться.
На несколько мгновений.
Этих мгновений хватило, чтобы приставить дуло к подбородку. Мелькнула мысль о жене и сыне, и мысль эта была на фоне неожиданно вспыхнувшей радости. Такая радость бывает у уставшего путника, который после множества мучительных лет вернулся к родному дому, где его ждут и любят.
С этой радостью Прапор и нажал на спусковой крючок, оборвав свою жизнь.
Сумеречные люди шарахнулись от него, взревев с новой силой. По чёрному песку, как по беспокойному морю, побежали воны.
Гена вопил от боли — пуля разворотила кишки.
— Ползи к песку! — голос тёщи гневно шипел в голове. — Сейчас же! Спеши! Эти люди о тебе позаботятся, они снимут боль! Они на твоей стороне! Ползи!..
Но он и с места не успел сдвинуться, так как Борис, дрожа от негодования, прижал его к земле.