— С самой юности не дрался, — заявил он возбуждённо. — Лет с пятнадцати. Помню, тогда меня парень с нашего двора сильно оскорбил. Правда, уже запамятовал, что именно он сказал, но не важно, главное, я ему после этого пощёчину влепил. А он мне — кулаком в глаз. В общем-то, на этом драка и закончилась. Потом я хотел в секцию бокса записаться, но мама не разрешила. И вот итог — драться совершенно не умею.
— Вы молодец, Валерий, — похвалил его Борис. — Серьёзно. Если бы вы ту тётку от меня не оттащили, она мне глаза выцарапала бы.
Валерий весь аж засиял, как ребёнок, которому дали конфету.
Во дворе их встретили Марина и Вероника. Они встревоженно поглядели на синяк на скуле Виталия, на потирающего запястье Кирилла.
— Что случилось? Мы стрельбу слышали, — строго сказала Марина. — Это ведь стрельба была, верно?
Из-за приоткрытой двери выглянула Капелька, в её глазах за стёклами очков горело любопытство. Борис рассудил, что в присутствии девочки лучше не вдаваться в подробности. Он махнул рукой.
— Да пустяки.
— Так, повздорили кое с кем немножко, — поддержал его Виталий.
Валерий тоже не остался в стороне. Он заявил бодро:
— Всё хорошо. Не о чем беспокоиться.
Марина с Вероникой не поверили, это явственно читалось в их глазах, а ещё в них отражалось обещание вернуться к этой теме. Борис с горечью вспомнил Маргариту и решил, что им нужно о ней рассказать. И о заражённой серой скверной Валентине. Гена, конечно, тот ещё говнюк, но в одном он был прав: сейчас ничего нельзя скрывать, все имеют право знать, что происходит.
— Ладно, пойдёмте в дом, — позвала Марина. Она повернулась к Кириллу. — Что с рукой?
Он приосанился.
— Да всё нормально. Может, вывихнул немного. Я что зашёл-то… Хотел у вас кофе попросить, если есть, конечно.
После того сна, в котором Эльза уговаривала его вколоть наркотик, Кирилл глаз боялся сомкнуть. А в сон, как назло, тянуло сильно. Кофе он не любил, однако сейчас этот бодрящий напиток был бы кстати.
— Кофе имеется, — ответил Виталий. — Правда, он такой, растворимый. Пойдём, Кирилл, заодно и руку йодом смажем.
— Сделаем йодистую решётку, — поправила Марина.
Кирилл согласился. В прихожей Виталий спросил его:
— Может, ты всё-таки к нам переберёшься? Чего ты один-то?
После небольшого раздумья, Кирилл кивнул.
— Знаешь, Виталь, может, и переберусь. Но позже, лады?
Ему непросто было расставаться со своим домом, в котором, как он верил, до сих пор витала частичка Эльзы. Заложник своей болезненной сентиментальности — про таких говорят «они не могут расстаться с прошлым». Но, что касается дома… Тот находился не так уж далеко от периметра, и если граница опять сдвинется, как сегодня утром, то выбора не останется и придётся перебираться ближе к центру. Единственно, что он не оставит чёрной пустыне, так это мотоцикл с надписью «Эльза» на бензобаке — слишком уж большая жертва. Обойдётся пустыня.
Глава шестнадцатая
— Жаль не могу пригласить тебя на чашку чая, сам понимаешь, — сказала Валентина Прапору.
— Понимаю, Валь, — угрюмо ответил он. — Но я не уйду. Буду здесь, во дворе сидеть. Мало ли что… вдруг Гене или Стёпке с Федькой какая-то подлость в голову придёт. Возьмут, запрут тебя, а дом подожгут.
Он не очень-то в это верил, но решил подстраховаться. К тому же, ему хотелось быть полезным. Если судить по тому, как быстро Маргарита превратилась в серое чудовищное существо, то Валентине недолго осталось. Ей будет больно, но она не останется наедине со своей бедой. Он будет рядом.
— У меня к тебе просьба, Прапор, — сказала печально Валентина, отводя взгляд. Она стояла возле крыльца и выглядела так, словно не спала минимум неделю. — Большая просьба…
Прапор напрягся. Он догадался, о чём она попросит и это причиняло ему почти физическое страдание.
— Пообещай, что не допустишь, чтобы я ушла в пустыню, — Валентина нашла в себе силы посмотреть ему в глаза. — Я и сама постараюсь этого не допустить, но… я не уверена, что получится. Ты же видел Марго. Видел, какой она стала.
Прапор сглотнул подступившую к горлу горечь. Кивнул.
— Обещаю, Валь.
Вздохнув, Валентина поднялась на крыльцо и вошла в дом. Ей срочно нужно было принять анальгин и парацетамол. Она чувствовала, как начинается жар, и руки болели ужасно — теперь серая скверна была не только на ладонях и запястьях, но и на предплечьях. Эта гадость расползалась, но Валентина надеялась, что в запасе ещё есть часов пять-шесть. Вполне достаточно, чтобы вспомнить то хорошее и плохое, что было в жизни. Чтобы повести итог.