— Да. Мои ребята видели. Лицо избито, не узнать. Документов не было. Но, говорят, вроде это наш комендант. Черные волосы, юбка длинная, кожаный пиджак.
Земля поплыла под Яшиными ногами. Он быстро пошел к подъезду, где был кабинет Мирославы. Еще не кончился ее рабочий день. Дверь была заперта. Телефон ее оказался заблокирован. Яша вернулся в квартиру, нашел по интернету телефоны местного отделения полиции, долго и настойчиво дозванивался, требовал, подключал влиятельных знакомых. Наконец его соединили со следователем по делу убийства на пустыре. Яша приехал к нему на такси и сумел убедить следователя в том, что опознать Мирославу Игнатьеву, если это она, сможет только он.
— И я вас очень прошу дать мне такую возможность до того, как станете вызывать ее мать: у нее больное сердце.
Следователь хмуро посмотрел на него.
— Мы до матери не дозвонились. Она живет за городом, там не всегда работает связь. Ладно, поехали. Мне звонили насчет вас.
По дороге в морг у Яши в мозгу крутился адский калейдоскоп из того, что он слышал, читал в криминальных хрониках, из собственных ужасных предположений. Кто мог желать смерти Мирославы? Она говорила, что муж у нее козел. Истеричный, взрывной психопат. Она его вытолкала из квартиры во время очередного громкого скандала, и он скатился по лестнице. Конечно, затаил зло. По суду во время развода Мирослава ему выплатила стоимость одной комнаты. И добилась лишения родительских прав. Это все мотивы. А маниакальная озабоченность племянника Васи — разве не мотив? Конечно, он сам бы не смог. Но сейчас исполнителей сколько угодно. Криминал рулит. Яше не было стыдно подозревать родственника. Он допускал что угодно. Даже вариант, что Мирослава бросила ревнивого любовника ради него.
Они приехали, Яша собрался, как для прыжка с вершины горы. Санитар снял простыню. Крупная обнаженная женщина с изуродованным лицом, с ножевыми ранами под грудью. Яша смотрел пристально, как будто в глазах появились увеличительные линзы. Он знает каждый кусочек тела Мирославы, каждую родинку. Через десять минут Яша повернулся к следователю.
— Выйдем отсюда. Я скажу.
В узком холодном коридоре Яша обнимал хмурого следователя и плакал:
— Прости ради бога, старик. Это не она! Понимаешь? Это не Мирослава. Сто процентов. Мне так жаль эту женщину. Но я счастлив.
— Ладно, — буркнул следователь. — Не реви. И все равно спасибо. Следствию помог. Подкину домой.
Он высадил Яшу у подъезда, они обменялись крепким рукопожатием. Яша дождался, когда следователь уедет, зашел в магазин, купил бутылку водки. Смыл дома с себя холод и мрак морга. Опустошил бутылку, ни капли не опьянел, только согрелся и сел ждать. Телефоны Мирославы по-прежнему молчали. Она не звонила. Так пришла ночь, а с ней вернулись самые страшные предположения. Никто не отменял чудовищных совпадений. Пока он занимался опознанием чужой женщины, где-то могла случиться беда с Мирославой.
Яша отбивался от жутких картин, глушил себя какими-то воспоминаниями. Вспомнил Васю с его требованием завещания. Вспомнил, как им с Валей удалось купить эту квартиру. После свадьбы они жили в одной комнате трехкомнатной аварийной коммуналки. Экономили буквально на всем: на питании, вещах, одежде, отдыхе. Летом Яша отправлял на юг Валю, потому что ей нельзя без солнца, при ее анемии. Сам говорил знакомым, что для него нет отдыха без любимого старого дивана. А сам в первый же день отпуска начинал подрабатывать. Где угодно. Перспективный ученый нанимался курьером, посыльным, ремонтным рабочим. Когда сумел купить старый автомобиль, начал бомбить по ночам. И каждую копейку откладывали. И не снижали планку. Только хорошая квартира в чистом, зеленом и культурном районе. «Может быть, — горько подумал Яша, — если бы не эта квартира, мы могли бы вылечить Валю или хотя бы создать ей достойный уровень жизни в период болезни». Разве это дело — так питаться, как питались они, экономя на всем. Обращаться к врачу, когда совсем невмоготу, и покупать таблетки лишь, чтобы глушить боль.
Но Валя была счастлива, когда они сюда переехали. Она была счастлива этим сознанием: все получилось, как хотели. Счастлива всего три года. Может, и говорила племяннику о том, что ему останется эта чудесная квартира, за которую она расплатилась большей частью своей жизни.