Изменить будущее

— Двадцать седьмое…

— Бля-я-ядь, — вырвалось непроизвольно.

— Что, сэр? — Переспросил полицейский, не понимая мой русский.

— Лезвия на работе забыл. Дома нету. Всё! Пошёл.

Дорога от ворот до дверей показалась вечностью. Я шёл, пытаясь собрать зрение в кучу и вспоминая, что ключи лежат в сумке, а сумка в багажнике рядом с трупами.

— Сэр! — Крикнули мне вслед. — Ваша сумка, сэр.

Сзади послышались шаги, но оборачиваться мне совершенно не хотелось и не моглось.

Почувствовав близкое присутствие сзади, я просто отправил руку за спину, схватился за сумку и потерял сознание.

Глава тридцатая

Снова пахло химией. Не только мозг, но и всё моё тело пропиталось отвратительным тошнотворным запахом. И не только мозг, но и тело подчинялось ему и не слушалось меня.

Но постепенно к внутреннему химическому запаху добавился очень знакомый из детства запах жареной картошки с луком. Её здорово жарил папа. Сало, картошка и много-много лука. И ещё крупно нарезанная морковка…

— Ма-ма, — прошептали мои губы.

— Тихо, сынок, — прошептал мамин голос.

— Сон, — подумал я. — Хороший сон.

Когда снились родители, это был хороший сон. Мы давно не встречались. Эта мысль пробудила к себе жалость, и из закрытых глаз потекли слёзы. Почему-то кроме голоса, образ мамы не появлялся. Сквозь розовые веки пыталось пробиться солнце.

— Это не сон, — утвердился разум, и веки, трепеща, поползли вверх, открывая взору белый побелённый потолок. До боли знакомый потолок. Дом? Мой дом? И лицо мамы… Губы дрогнули в улыбке…

— Ма-ма, — выговорили губы.

Мама улыбнулась. По её щекам текли слёзы.

— Слава богу, — прошептала она.

Мозг шевелился лениво, с трудом вспоминая нужные слова.

— Что со мной? — Наконец-то выдал мозг команду речевому аппарату. Губы непослушно изрекли: Што с мны?

— Слава богу, — повторила мама дрожащими губами сквозь всхлипывания. — Болеешь ты… Какая-то тяжёлая форма лихорадки. Была… Тебя привезли из рейса сразу в больницу рыбаков.

Она, всхлипнув, завыла в голос, потом дрожащими губами продолжила:

— Три месяца под капельницами. Или в коме… Я не знаю… Нас не пускали… Инфекция… Какие-то особые врачи занимались… Из Москвы приехали. Потом отдали домой, сказали, скоро придёшь в себя, инфекции нет… Выхаживайте…

Она снова завыла.

— Вот и вы-вы… выхаживаем…

Глаза закрылись. Я глубоко вздохнул. Пустота в голове и мерзкий виртуальный запах уже не мешали. Мне было пофиг. Я был дома… И рядом была мама.

* * *

Тело не хотело восстанавливаться. Оно и так неплохо себя чувствовало, лежа пластом. Мозг тоже, сволочь, не хотел думать. Организм прорастал в диван. И я понимал, что ему быть абсолютным овощем нравится. Прости господи… Не дай бог.

Мной занимались родители. Моим непослушным телом и ленивым мозгом. А мне ничего не хотелось, как в аутотренинге: вам не хочется двигать руками и ногами, не хочется шевелиться. Тёплая тяжесть наполнила ваше тело… Ваше тело свинцово тяжёлое… Лёгкий ветерок овевает ваш лоб… Голова свободна от мыслей. Голова светлая и ясная… И пустая…

Папа сделал систему блоков, и, пропустив через них верёвки, дёргал моими руками и ногами. Он наловчился так, что даже я удивлялся, как они ловко вышагивали в воздухе.

— Это мой тренажёр, — шутил папа. — И тебе полезно, и мне…

Потом он переворачивал меня на живот и продолжал процедуру растягивая меня назад.

— «Органы движения, органы движения…», — часто вспоминал он фразу из фильма «Любовь и голуби».

Потом он делал мне массаж всего тела.

— Ты вставай давай! Нечего разлёживаться! — Бурчал отец, но запах не проходил, а с ним не проходила апатия.

Как-то вечером по телевизору показывали выступление юмориста-сатирика Жванецкого Михал Михалыча. Мне он всегда нравился, и я стал прислушиваться к знакомым дословно юморескам.

— … И почему за окном неподвижно стоят деревья, а под кроватью стучат колёса и выжатый лимон с лапками? Видимо канарейку выдавил в бокал. Будем ждать вспышек памяти или сведений со стороны…

Жванецкий закончил под телевизионные аплодисменты и под всхлипывания моей мамы. Отец тоже крякнул и поднялся с кресла. Он подошёл ближе и спросил:

— Слышал? Похоже, это про тебя… А, Мишаня? Кто так тебя выжал? Что случилось? Это доктора, что ли? Своими лекарствами? Не бывает так… Они тебе весь мозг выжали, как лимон… Ты, это…Не превращайся в канарейку… Мать пожалей.

Последние слова он прошептал, но мама всё равно услышала и, взвыв, выбежала из комнаты и спряталась в ванной. Ушёл и отец.

Я погасил висящий на стене за моей головой плоский торшер, подаренный маме дядей Геной, заложил руки за голову и задумался.

— Лимон с лапками… — вслух произнёс я и хихикнул.

Я вынул из-за головы руки и прикоснулся ими к лицу.

— Бля…Руки… Шевелятся…

Руки схватились за висящие с потолка верёвки тренажёров и попробовали подтянуться. Хрен вам, называется. Но настроение у меня вдруг стало улучшаться. Апатия с каждым рывком ослабевших мышц отступала, зато наваливалась слабость. Тело задрожало и опало на диван. Сердце билось, как несущаяся галопом лошадь. Тыг-дык, тыг-дык, тыг-дык, тыг-дык…

— Так… Этого ещё не хватало…