Изгоняющий демонов

— Пусть Гула, госпожа, воскрешающая мертвых и воюющая касанием своих священных рук, исцелит этого человека! И ты, Мардук, милосердный господин, возвращающий мертвых к жизни, рассей чары Лилу своим священным заклинанием, которое дает жизнь. Пусть этот человек, сын своего бога, будет чистым, блистающим и сияющим. Пусть он будет омыт, как сосуд с сиккати, пусть он будет очищен, как сосуд со сливками! Шамашу, первому из богов, поручи его. Пусть Шамаш поручит этого человека благоприятным рукам его бога, чтобы он получил спасение…

В ушах Эрибу раздался дикий вой. Лилу пыталась дотянуться до него своими длинными тонкими руками, но перед ней возникала ледяная стена. Лед плавился под натиском всепожирающего огня, но все равно пробиться к юноше демоница никак не могла. Древние заклинания стегали ее, словно треххвостая боевая нагайка со свинцовыми наконечниками, которые рвут тело человека в клочья. Лилу выла от боли, однако ни один звук не проникал за пределы шатра.

Войди кто-нибудь из лекарей к раненому туртану, он увидел бы лишь коленопреклоненного раб-эширту, который что-то бормотал, делая руками пассы. Только взор Эрибу смог рассмотреть в тенях над ложем Син-ах-уцура Лилу. Он впервые столкнулся с таким явлением, но удивляться своим новым способностям у него не было возможности. Ушпия предупреждал его, что обязательно наступит время, когда откроется его третий — всевидящий — глаз. Только тогда сила, которую ему дали боги, полностью созреет, и этот божественный дар поможет Эрибу стать великим человеком.

Но вот красный туман в шатре начал постепенно рассеиваться, Лилу, издав протяжный вопль, полный злобы и страдания, исчезла, и Эрибу наконец вздохнул с облегчением. У него словно гора свалилась с плеч. С его губ слетели последние слова древнего заклинания, и юноша поднял голову.

— Эрибу? — слабый голос туртану вернул его к действительности.

На прежде бледное лицо Син-ах-уцура постепенно возвращался румянец, но пока не сплошь, а пятнами. К нему вернулось сознание, и какое-то время он прислушивался к заклинаниям и затуманенным взором присматривался к раб-эширте, не узнавая его. Туртану думал, что это один из жрецов храма Ашшура, недавно построенного в Дур-Шаррукине, которые сопровождали войско в походе. И только когда его взор полностью прояснился, он наконец узнал своего «врачевателя».

Сказать, что Син-ах-уцур удивился, значило ничего не сказать. Он был потрясен. Поэтому и дал Эрибу совершенно безропотно сменить повязку. Раб-эширте наложил на рану целебную мазь, прикрыл ее чистым тканевым лоскутом и туго перебинтовал. Причем сделал это весьма профессионально, что было неудивительно, — став раб-эширте, Эрибу начал лечить небольшие ранения воинов своего десятка. Увы, на войне редко кто остается целым…

— Ваша милость! Умоляю, никому не говорите, что я был в вашем шатре и занимался лечением! — с мольбой в голосе сказал Эрибу. — Ручаюсь, что вы встанете на ноги спустя неделю. Главное для вас, это покой и как можно больше питья. Лучше всего свежие соки и немного хорошего вина.

— Обещаю…

Туртану все еще пребывал в смятении. Эрибу ему нравился (тем более что раб-эширте был одним из лучших стрелков среди шепе его подразделения), но их разделяло сословное неравенство. Личный друг царя, мушкену, выходец из благородного семейства, и какой-то десятник, мелкая сошка… кажется, сын простого горшечника. Однако Эрибу взялся его лечить!

Будучи в забытьи, Син-ах-уцур услышал слова войскового асу, который разговаривал со жрецом-заклинателем. Лекарь был в отчаянии: «Туртану не жилец, — сообщил он жрецу. — Ему уже не помогут ни мои лекарства, ни твои молитвы. Сообщи царю…»

Син-ах-уцур и сам чувствовал, как жизнь уходит из него по капле. Он уже приготовился предстать перед Нергалом, как неожиданно почувствовал чью-то мощную длань, вытаскивающую его из трясины, которая вела в преисподнюю. А когда к нему вернулись зрение и способность мыслить, он понял, что это рука человека, который что-то бубнил на незнакомом языке.

И этим человеком оказался не жрец и не лекарь, а всего лишь раб-эширте, простой солдат! Было отчего удивляться…

Как шло выздоровление туртану, Эрибу не довелось наблюдать. На следующий день Шаррукин повел армию в область Уишдиш, многие поселения которой были разрушены и сожжены. Сломив сопротивление мощной пограничной крепости Ушкайа, расположенной на горе Маллуа, стены которой в основании достигали восьми локтей[54] толщины, а также уничтожив сто пятнадцать окрестных поселений, войско ашшуров вступило в область Суби, которую урарты называли страной маннеев и которая находилась на восточном побережье озера Урмия.

Здесь разводились превосходные верховые лошади для урартов. Именно это обстоятельство привлекало Шаррукина больше всего. Он хотел пополнить свою конницу, которая в боях понесла большие потери. Здесь была захвачена и разрушена крепость Аниаштаниа, с конюшнями урартского армейского резерва конницы вместе с семнадцатью окрестными поселениями, а также двойная крепость Таруи-Тармакиса[55] в стране племени делийцев.