Избранное: Величие и нищета метафизики

309 В правильном понимании эта истина означает: 1) что фактическим состоянием, в котором был создан человек, было состояние доброты, праведности и блаженства - это было благодатным и сверхъестественным преимуществом, первым залогом нашего предназначения; 2) что в метафизическом отношении человеческая природа в своей сущности и первоначальных наклонностях добра и обращена к благу, так что всякое дело разума и культуры, во избежание наихудших бед, должно в своем развитии следовать за природой - она есть как бы первая опора человеческой жизни. С этой точки зрения, филиппики Руссо против современного общества, глубоко испорченного искусственностью и противоестественностью жизненных условий, более чем оправданны, и некоторый разумный <возврат к природе> в том, что касается самых основ строя и гигиены личной и общественной жизни (см. замечательные работы д-ра Картона), кажется все более и более необходимой реакцией на него.

Но все это не отменяет немощи человеческой природы и язв, оставленных первородным грехом, не отменяет того, что в конкретном и индивидуальном отношении природа каждого человека полна зародышей бесчинства и постоянно находится в опасности, идущей от <очага греховных помыслов в себе>. <Наши первые побуждения> далеко не всегда <законны> [Примечание автора. <Даже в том униженном состоянии, в котором мы пребываем в этой жизни, все наши первые побуждения законны> (Эмиль, I, 4, <Исповедание веры...>). Двусмысленность здесь в слове <первые>, под которым Руссо понимает не только метафизически исконные склонности - в этом случае его утверждение верно, - но и эмпирически первоначальные, то есть предшествующие рассуждению - движения, спонтанно вырастающие в каждом из самых потаенных и сокровенных его глубин. (См. также в <Письме к г-ну де Бомону>: <Первые движения природы всегда праведны> и в <Новой Элоизе>, ч. V, Письмо 3: <Нет заблуждения в природе>.)] Напротив, воля всякого человека, оставленная на произвол одних лишь естественных сил, в падшем состоянии не может действительно избрать Бога своей конечной целью: для этого потребна благодать (см.: Sum. theol., I-II, 89, 6; 109, 3-4).

310 Рассуждение о происхождении неравенства...

311 Эмиль, I, 4, <Исповедание веры...>.

312 Второе письмо к Софи (Oeuvres et correspondance inédites. Éd. Streckeisen- Moulton, 1861; Masson, II, p. 55).

313 Второе письмо к Софи (Masson, II, 56). Далее (письма 2 и 4) Руссо пишет: <Я хочу говорить с вашим сердцем, а спорить с философами не берусь. Сколько бы они мне ни доказывали, что правы, я чувствую, что они лгут, и убежден, что и они это чувствуют... Если вы почувствуете, что я прав, - большего мне не надо>. См. еще в Третьем письме к Софи: <Субстанция, душа, тело, вечность, движение, свобода, необходимость, последовательность и проч. - в философии это всё слова, которые приходится употреблять ежесекундно и которых никто никогда не понимал...> Если он говорит о себе, то тут он прав.

314 Эмиль, I, 4, <Исповедание веры...>.

315 См. о философской вере Руссо в его письме к Вольтеру от 18 августа 1756 г.: <Что до меня, признаюсь вам простодушно, что светом одного разума ни утверждение, ни отрицание на сей счет не кажется мне доказанным, и если теист опирает свое чувство лишь на вероятность, то атеист еще менее ясен и мне кажется, что его чувство тоже опирается лишь на возможность, но противоположную. К тому же споры тех и других вовсе неразрешимы, ибо говорят они о вещах, о которых человек не может иметь настоящего понятия. Я соглашаюсь со всем этим, и все же верю в Бога так же крепко, как верю во всякую иную истину, потому что верить или не верить менее всего зависит от меня, потому что состояние сомнения слишком тяжко для моей души, потому что вера, когда мой разум в неопределенности, не может долго оставаться в таком положении и укрепляется помимо него, наконец, потому что множество поводов предпочтительно увлекает меня на более утешительную сторону и на чашу весов разума кладет гирю надежды.

...Я не возражаю, если то, что я называю <доказательствами чувства>, назовут <предрассудком>, и не ставлю этого упрямого убеждения в образец, но с беспримерным, может быть, чистосердечием выставляю его как непобедимое расположение моей души, которое никогда ничто не сможет одолеть, о котором мне никогда прежде не приходилось жалеть и на которое нельзя нападать без жестокости> (Correspondance générale. Publ. par Th. Dufour, II, p. 319-320).

316 Masson, II, 261 (25 июня 1761).

317 Новая Элоиза, ч. III, Письмо 28. См. еще ч. VI, Письмо 8: <Я желала бы, - пишет Юлия о г-не де Вольмаре, - всю кровь мою отдать, чтобы он уверовал: если не для блаженства на том свете, то для счастья на этом>.

318 Mémoires de madame d'Épinay, Π, 394-395 (Masson, I, 185).

319 Masson, II, 261,266.