Избавление

Он плохо помнил, что случилось потом. Почти не сознавал, что творит, потому что пришедшая из ниоткуда боль играючи швырнула его на землю и заставила корчиться в муках. Она рвала его клещами. Заживо резана застывшее от горя сердце. Мучила, сверлила, ослушана, отдаваясь пронзительным эхом внутри. Она сводила его с ума. Окупала раз за разом в непроглядную черную бездну. Бросала с высоких скал. Топила в бескрайнем море отчаяния. Сжигала его изнутри, испепеляя сердце и душу. Вырывалась наружу сиплым стоном. Она заставляла захлебываться криком. Безжалостно ломала кости. Выдирала глаза. Су шила разум. Она убивала его каждый миг. Но еще больше его убивала мысль о том, что он не справился. Не су мел ЕЕ сберечь. Своими руками уничтожил то единственное, что было дорого. А теперь по его вине ОНА умирала всего в нескольких десятках шагов, не дождавшись от него ни поддержки, ни помощи.

Это его вина, что она так кричит сейчас. Его вина, что она умирает в страшных муках. Его вина за пронзившую ее стрелу. И его вина в том, что он не успел.

Только его.

С трудом поднявшись, почти обезумевший от горя, хрипло воющий зверь из последних сил кидается на слабый голос. В забытьи переплывает широкую реку. Со стоном выбирается на берег и, шатаясь от слабости, стремительно теряя кровь из опасной раны в груди, все равно упрямо идет вперед. За ней. К лиловому игольнику, из которого доносится затихающий детский крик.

Он не помнил, как бросился туда, наплевав на раны. Не помнил, как отчаянно боролся, силясь дотянуться и закрыть ЕЕ собой. Не видел угрожающе развернувшихся шипов и не почувствовал, когда многие их сотни с размаху вонзились в его мохнатые бока. Он вообще ничего больше не помнил. А слышал только одно - медленно затихающий стук в своей груди и слабый крик умирающей Эиталле.

Просто чудо, что встревоженные криками и вспышками магии побратимы успели вовремя. Нашли следы недавно творимых порталов. Сразу все понят, как-то сумели выпутать его из сплошной мешанины листьев, бережно высвобождая каждый из вошедших до упора шипов. Чудо, что он после этого выжил и смог сохранить рассудок. Хотя, конечно, его собственной заслуги в этом не было: жить он больше не хотел. И не хотел этого с такой страстью, что побратимы трижды находили его на грани безумия, перехватывая и останавливая буквально на волосок от гибели.

Он помнил, каким возвращался обратно в Академию. Помню, какими глазами смотрели на него недавние преподаватели. Помнил слова, которыми учитель встретил его на пороге, и до сих пор не мог забыть его лица, когда он увидел, во что превратило непримиримого полуэльфа промятое Эиталле:

- Мальчик мой... ты сжег себя дотла!

И это было правдой: он действительно сгорел. От его души остался только пепел, а от сердца - один лишь крохотный уголек. Почерневший от горя, слабый и совершенно равнодушный ко всему, как трепещущий на ветру огарок, в котором больше никогда не будет настоящего огня. Ничего... от него не осталось ничего, кроме воспоминаний. А вскоре умерли даже они, потому что мудрый учитель нашел способ избавить качающегося на грани безумия ученика от непрекращающихся кошмаров. Смилостивился над его истощенным разумом, помог забыть самое страшное, скрыл искаженное болью лицо Эиталле за печатью забвения, заглушил ее слабый голос, спрятал за плотным занавесом жуткое прошлое. И только одного маг не мог забыть никогда, от одного не пожелал отказаться - ее глаза. Пронзительные голубые глаза, что с тех пор снились ему каждую ночь...

Он выжил, это правда. Кое-как справился с этим. Встал на ноги. Огромной ценой уцелел. Но теперь, утратив самое главное и потеряв большую часть себя, ему было все равно, куда идти. В Занд ли... на плаху... в учителя или наемные убийцы... впрочем, нет, убийцей он, наверное, все же не стал бы. Да и в Занд его больше не пускали: посовещавшись, звено решило, что убережет своего несчастного дриера любой ценой, и сделаю все, чтобы обратная дорога в Охранные леса оказалась для него закрытой. По крайней мере, до тех пор, пока он не одумается и не перестанет искать лиловый игольник, жаждая мести и вечного покоя. На плаху он тоже был бы рад пойти, да вот беда - учитель рассудил иначе. Так что спустя целый год после собственной смерти боевой маг все-таки нашел место, откуда его хотя бы не гнали.

Со временем он прижился. Привык. Заново научился разговаривать, выдавливая из себя какие-то ненужные слова, чтобы не прослыть безумцем. Обрел что-то новое, слегка расшевелился. Нашел себе занятие и постепенно втянулся в новый ритм жизни.

Он занимался с учениками так много, как только позволяло время и возможности его ослабевшего тела. Никогда не останавливался. Никому не делал поблажек. Учил только тех, кто действительно этого хотел. Сумел заработать определенную репутацию. Заслужил немалое уважение виаров и вампов. Обзавелся собственными учениками. Обрел хоть какой- то смысл взамен безвозвратно утраченного. Но по-настоящему так и не ожил.