Из зарубежной пушкинианы

Долгий век… Важно не то, как долго живет человек, а то, как он живет, что оставляет после себя. В то последнее лето Пушкину удалось на время оторваться от отравленной полоски земли между Аничковым и Зимним. 21 августа, в день создания «Памятника», его зять Павлищев пишет ему письмо, зовет в Михайловское, требуя денег или раздела имения. Письмо свое он оканчивает предельно откровенно: «Кланяюсь усердно Вам и Наталье Николаевне: ожидаю Вас или денег». Не суждено было Пушкину еще раз увидеть Михайловское. Тем последним летом Михайловское заменил ему Каменный остров. Это было счастливое лето. 17 июня его посетил на Каменноостровской даче Леве-Веймар, для которого Пушкин перевел на французский одиннадцать русских песен. Впоследствии Леве-Веймар так расскажет о впечатлениях этого дня: «Счастье его было велико и достойно зависти, он показывал друзьям с ревностью и в то же время с нежностью свою молодую жену, которую гордо называл „моей прекрасной смуглой Мадонной…“ „Я более не популярен“, — говорил он часто. Но, наоборот, он стал еще популярнее благодаря восхищению, которое вызывал его прекрасный талант, развивавшийся с каждым днем».

Пушкин страстно любил жену. С годами это чувство не только не угасло, но усилилось. Пушкин знал много женщин, не раз трепетал перед «мощной властью красоты», но покорял его, был близок и желанен особый тип женщины. И Наталья Николаевна — «чистейший образец» этого характера. Этот пушкинский тип женщины мы находим не только в Татьяне Лариной, но и в живых современницах поэта. Пушкин писал о Елене Михайловне Завадовской:

Все в ней гармония, все диво,
Все выше мира и страстей;
Она покоится стыдливо
В красе торжественной своей.

Здесь главное слово — «стыдливо». Красота должна быть целомудренной и скромной. «Скромная спокойность» — так назвал это Пушкин в стихах к Екатерине Васильевне Вельяшевой.

А вот как Пушкин пишет о глазах Олениной, противопоставляя их черным огненным глазам Россет, воспетой Вяземским:

Но сам признайся, то ли дело
Глаза Олениной моей…
Потупит их с улыбкой Леля —
В них скромных граций торжество;
Поднимет — ангел Рафаэля
Так созерцает божество.

И здесь главное все то же — «торжество скромных граций».

Когда справедливо говорят о том, что сердце Натальи Николаевны не было разбужено (о чем поэт догадывался и о чем писал будущей теще), что оно дремало в канун роковой встречи с красивым кавалергардом, обычно приводят стихи Пушкина:

Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,
Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,
Стенаньем, криками вакханки молодой,
Когда виясь в моих объятиях змией,
Порывом пылких ласк и язвою лобзаний
Она торопит миг последних содроганий!

О, как милее ты, смиренница моя!
О, как мучительно тобою счастлив я,
Когда, склоняяся на долгие моленья.
Ты предаешься мне нежна без упоенья,
Стыдливо-холодна восторгу моему
Едва ответствуешь, не внемлешь ничему
И оживляешься потом все боле, боле —
И делишь наконец мой пламень поневоле!

Это ли не свидетельство «спокойного безразличия сердца» Натальи Николаевны (слова Пушкина из письма к будущей теще)? Да, безусловно так. Но ведь здесь и характер женщины, с которой Пушкин «мучительно счастлив». В этом характере — покой, тишина и еще некая тайна, разгадать которую не дано даже при полной близости.