Из записок бывшего крепостного человека

Александр Петрович втянулся в игру в лото. При проигрышах бывает угрюм. Если выиграет, приезжает домой часа в три-четыре утра сияющий, привозит на особом извозчике блюд десять кушаний и начинает пировать, лёжа в постели. Хотя обыкновенно в таком случае и получает деньги, но после того порядка, который был заведён у его матери, мне эта жизнь не нравится.

14

рассуждение об освобождённых / поездка в Венёв / мировые посредники / Вифания / Ольридж / отмена откупа / пьянство / польская смута / Колюбакин

Сегодня, 19 февраля 1862 года, ровно год, как нам предоставлена свобода устраивать жизнь по собственному желанию. Нас не продают уже больше наравне с коровами и овцами, не бреют голов, не режут у девок кос, даже не бьют по щекам. Я пользуюсь свободой и, однако, остаюсь тем же самым лакеем. Все мои товарищи и знакомые тоже продолжают жить на прежних местах. Только те, которым было отказано от места, или вследствие сокращения штата прислуги, или за дурное поведение, изменили свой образ жизни, но далеко не к лучшему. На каждом шагу только и слышишь, что ищут места. Поэтому я стал обдумывать, что не мешало бы устроить контору для нуждающихся в приискании места.

В мае ездил с барыней в Венёв. Это маленький, незначительный городок. От скуки пошёл на кладбище. Там прочёл на памятниках много курьёзных надписей. Некоторые записал. На одном памятнике было написано:

Венёвской бараночнице
1. Ударил час. Друзья простите.
Куда. Всё знать хотите.
2. Кости зрак Смерти знак.
Зри её всяк, — Будешь так.
3. О, вы, друзья, мои любезны,
Не ставьте камня надо мной.
Все ваши бронзы бесполезны, —
Они не скрасят души злой.
Не славьте вы меня стихами, —
Стихи от ада не избавят,
В раю блаженства не прибавят. [89]

Пока я занимался чтением надписей на памятниках, ко мне подошёл сторож. На мой вопрос, давно ли он здесь служит, ответил, что его сюда послал сам Бог.

— Каким образом? — спросил я.

— Служил я раньше при военном складе. Однажды ночью, когда я крепко спал, меня подхватило вихрем и унесло на кладбище, где я опомнился и проснулся только утром. Сейчас же я пошёл к священнику, рассказал ему о случившемся, и он назначил меня сторожем. С тех пор тут и сижу.

По возвращении в Москву, в июне, мне по делу Костина пришлось побывать у мировых посредников Лопухина и Трубецкого. Вот настоящие благородные люди. Я удивлялся их терпению и внимательности, с которыми они обращаются со всеми, приходящими к ним за разъяснением недоразумений. После чиновников гражданской палаты и управы благочиния и разных чинов полиции они мне показались ангелами умиротворителями и утешителями.

В сентябре заходил в гости к знакомому Куликову, у которого квартирует много студентов.

— Платят ли они? — спросил я.

— Бедны, но честны, — ответил Куликов. — Если денег нет, часы отдают. Одно нехорошо, что они все большие забияки и спорщики. Иногда целую ночь до самого утра галдят.

Ездил в Вифанию и осматривал там покои митрополита Платона. Проводник, не умолкая, тянул заученную речь: вот постель, на которой владыка почивал… вот комната, в которой принимал просителей… вот зеркальный потолок, в котором отражались фигуры просителей, и там их владыка, подымая очи горе, рассматривал. Он не мог смотреть прямо в лицо, потому что от проницательного, проникающего насквозь взгляда его просители падали в обморок… вот ковёр, подаренный шахом персидским… вот… и т. д.

Был в театре и смотрел игру приезжего англичанина Ольриджа. Он играл Отелло, а Медведева — Дездемону. Игра и дикция замечательные. Он говорил шёпотом, но так звучно, что даже в райке этот шёпот раздражает ухо. Несмотря на то что он говорил по-английски и что, следовательно, я не понимал ни одного слова, остальные все актёры, понятно, говорившие по-русски, рядом с ним казались мне мелкими, ничтожными и смешными.

Купил и прочитал механику и физику Щеглова. Хотя очень многого не понял, но добросовестно дочитал до конца.

1 января 1863 года вечером я отправился на прогулку. Подойдя к Никольским воротам, я увидел около кабаков целую толпу. Это праздновалась отмена откупа[90]. По случаю удешевления водки, набросились на кабаки и переполнили их. На Трубной площади опять толпа около кабаков. Из любопытства зашёл в один. Оказалось, что всё заготовленное заранее вино уже выпили и толпа ждёт нового подвоза. Вот она, народная трезвость.