Крейн замолчал. Он подумал, что Ашер так и не сказал ему, в чем же все-таки дело. Принимая во внимание особенности станции «Глубоководный шторм», сам Крейн решил, что это кессонная болезнь. Но сейчас ему пришло в голову, что с выводами он, возможно, поторопился.
— Извините, — продолжал он, помедлив. — Никакие могу понять, зачем же вы тогда меня пригласили.
— Это Говард Ашер вас пригласил, — сказала Бишоп и впервые улыбнулась.
В комнате ненадолго воцарилось молчание.
— Вы смогли выявить какие-нибудь закономерности? — спросил наконец Крейн. — Может быть, пострадавшие работают на одной палубе или в одной зоне станции?
Бишоп покачала головой.
— Обращались пациенты со всех уровней и из всех основных зон.
— Значит, общего нет ничего. Нет и одинаковых жалоб. Мне кажется, это просто совпадение. Сколько всего человек вы приняли?
— Мы с Роджером, пока ждали вас, подсчитали. — Бишоп вытащила листок бумаги из кармана лабораторного халата и посмотрела в записи. — Станция работает примерно пять месяцев. В среднем к психологу и медикам обращались двенадцать-пятнадцать больных в неделю. Ничего серьезнее фарингита у нас раньше не было. Но когда это началось, мы приняли сто три пациента.
Крейн был потрясен.
— Сто три? Господи, да это…
— Больше чем четверть населения станции, доктор. Слишком много, чтобы быть простым совпадением.
И с почти триумфальным видом она убрала листок в карман.
7
Крейн стоял в своей комнате на десятой палубе, задумчиво потирая подбородок. Было тихо. В неярко освещенной каюте, маленькой, как и все остальные помещения станции, помещались узкая койка, два стула, стенной шкаф для одежды и стол с терминалом, подключенным к центральной сети станции. На стене висел аппарат местной связи: Крейн мог вызвать медпункт или позвонить в боулинг-зал и забронировать дорожку, а то и заказать пиццу с Таймс-сквер. Голубые стены украшал лишь большой плоский телевизор.
Обе двери в комнате были из того же странного материала платинового цвета, как и многое на станции, но тут они вдобавок имели окантовку из светлого дерева. Одна дверь вела в коридор, а другая в ванную, которую он делил с Роджером Корбеттом. Психолог предложил пообедать в «Верхушке» — так прозаично называлась кают-компания на одиннадцатой палубе. Крейн ответил, что придет прямо туда. Сначала ему хотелось немного побыть одному.
На столе лежал запечатанный конверт, на котором было имя доктора и штрих-код. Крейн взял его, ногтем сломал печать и высыпал содержимое на стол. Оттуда выпал большой бейдж с прищепкой для кармана и магнитной полосой, флэшка на шнуре, очередной экземпляр брошюры «Свод правил секретных операций», двухстраничный список книг по Атлантиде — все можно было взять в библиотеке или скачать себе на терминал — и конверт с паролями для выхода в общую сеть и на сервер медпункта.
Крейн повесил шнурок на шею, прицепил бейдж к карману. Потом присел за стол и посмотрел на пустой экран.
Наконец, вздохнув, он включил компьютер и ввел временный пароль, прервавшись, чтобы потереть точку на предплечье, куда несколько минут назад был вживлен радиочип. Открыв текстовый редактор, Крейн начал печатать.
«Неспецифические симптомы:
физиологические — и неврологические? — дефициты психологические — отделение/разделение
Проверить клинические записи
Поискать похожие случаи?
Атмосфера / окр. среда?
Отравление: систематическое или общее?
Ранее существовавшие условия?»
Он отодвинулся от стола и посмотрел на экран. «Кессонная болезнь? Избыток азота?» — спрашивал он Ашера с платформы «Сторм кинг». «Скорее первое, чем последнее», — был ответ. Только сейчас Крейн начал понимать, насколько уклончиво говорил с ним ученый. Доктор Ашер, каким бы открытым и дружелюбным ни выглядел, ухитрился не сказать ничего.
Это было неприятно, даже немного тревожило. И только в одном случае не имело значения. Крейн начал наконец понимать, почему Ашер хотел, чтобы приехал именно он…
— Ну что, проясняется? — раздался голос у него за плечом.
Крейн чуть не выпрыгнул из кресла. Он с бьющимся сердцем оглянулся, и глазам его предстало удивительное зрелище.
В комнате стоял старик в полинялом комбинезоне. Взгляд его был пронзителен, а надо лбом, как у Эйнштейна, торчала копна седых волос. Незнакомец оказался невысокого роста, не более пяти футов, и очень худой. Сначала Крейн подумал, уж не пришел ли его гость, чтобы починить что-нибудь. Дверь по-прежнему оставалась закрытой. Крейн не слышал ни стука, ни других звуков, словно человек материализовался из воздуха.
— Простите?
Мужчина посмотрел на дисплей через плечо Крейна.
— Ну и ну. Так мало слов, так много вопросов.
Одним нажатием клавиши Крейн очистил экран.
— Не помню, чтобы мы знакомились, — сухо сказал он.
Старик рассмеялся высоким мелодичным смехом, похожим на щебет птицы.