Из Астраханской губернии

Объ Царицынѣ я слыхалъ много и сидя на школьной скамьѣ, и послѣ, шляясь между народомъ. Всѣ въ одинъ голосъ говорили, что Царицынъ торговый городъ, что въ немъ одна изъ значительныхъ на Волгѣ пристаней, и что это одинъ изъ красивыхъ уѣздныхъ городовъ. О торговлѣ города и значительности его жителей я ничего не могу сказать; вѣроятно, онѣ значительны, а волжско-донская чугунка надолго упрочила значеніе Царицына, которое сильно было пошатнулось конно-желѣзной дорогой, которая шла не на Царицынъ, а на Дубовку. Отъ наружнаго вида Царицына я ждалъ больше, чѣмъ нашелъ; его сравнивать нельзя не только съ Ельцомъ, но и Бѣлгородъ, Мценскъ, Болховъ, по постройкѣ, далеко выше стоятъ его. Царицынъ своей постройкой подходитъ подъ какой-нибудь Трубчевскъ. Теперь, вѣроятно, Царицынъ очень поправится: желѣзная дорога платитъ за мѣсто, занимаемое станціей, 3,000 руб. сер. и за каждое судно, кажется, по 50 коп. Но вѣрно, что городъ выстроится не на старомъ мѣстѣ, а ближе къ станціи, которая отстоитъ отъ теперешняго города слишкомъ за полверсты, когда не больше.

На пароходѣ, благодаря хлопотамъ господина, которому я обѣщалъ книжку, намъ досталась отдѣльная каюта: машинистъ намъ троимъ уступилъ свою, и мы помѣстились самымъ лучшимъ образомъ: могли быть одни, могли ходить и въ общую каюту и на палубу. Должно замѣтить, что на пароходѣ „Волга“ особыхъ каютъ нѣтъ для пассажировъ, а только одна общая.

Устроившись въ своей каютѣ, мы вышли на палубу, гдѣ еще никого не было.

— Вы видѣли капитана парохода? спросилъ я своего спутника, выйдя на палубу.

— Нѣтъ… не видалъ!…

— Какъ же вы билеты взяли?

— И билетовъ не бралъ…

— Кому-жь вы деньги отдали?

— И денегъ никому не отдавалъ! какъ-то ужь очень зло отвѣчалъ онъ мнѣ.

— Какъ такъ?

— А такъ!..

Мы замолчали.

— Развѣ здѣсь настоящій капитанъ? съ горечью заговорилъ мой спутникъ.

— А какой-же?

— Простой мужикъ!..

— Такъ-что-жь?

— Простой мужикъ, я вамъ говорю!.. Такъ, по-мужицки, въ кафтанѣ и ходитъ.

— А все капитанъ!..

— Да я знать не хочу, что онъ капитанъ! закричалъ мой спутникъ: — знать не хочу!.. простой мужикъ!.. А тоже… капитанъ парохода!.. Знать не хочу!..

— Ежели будете себя вести прилично, то, я думаю, вамъ и не надо знать, кто капитанъ.

— А не прилично?

— Тогда узнайте.

— Какъ узнаю?

— Капитанъ васъ накажетъ.

— Какъ?!.. меня накажетъ?!..

— Васъ.

— Какъ же онъ меня накажетъ? спросилъ, гордо на меня посмотря, мой спутникъ.

— Онъ можетъ васъ связать…

— Меня?

— Васъ или другаго, кто будетъ виноватъ, продолжилъ я:- можетъ за бортъ бросить.

— Какъ?..

— Можетъ связать и бросить, отвѣчалъ я: — а можетъ и не связывая выбросить за бортъ.

— И ему ничего?

— Ничего.

— Такъ человѣкъ и пропадетъ? насмѣшливо спросилъ женя собесѣдникъ.

— Нѣтъ, не пропадетъ: капитанъ, пріѣхавши на берегъ, долженъ будетъ объ этомъ объявить начальству.

— Что-жь онъ объявитъ?

— Какъ, за что и кого наказалъ онъ, капитанъ парохода, отвѣчалъ я, едва удерживаясь отъ хохота: до того комиченъ былъ мой собесѣдникъ.

— И только?

— И только.

Мой собесѣдникъ только руками развелъ, и молча отошелъ отъ меня…

Стали собираться пассажиры, палубные оставались на баржѣ, да и каютные, осмотрѣвъ мѣсто, переходили тоже на баржу, а вслѣдъ за ними и я пошелъ. Палуба баржи выше пароходной, и баржа стала ближе въ берегу, а потому заслоняла его бывшимъ на пароходѣ; видъ на Волгу оставался тотъ же, что и на пароходѣ.

— Родименькій, ныньче поѣдемъ? прошамкалъ старушечій голосъ.

Я оглянулся: передо мною стояла старуха вся въ лохмотьяхъ; одного ребенка она держала за руку, другаго на рукахъ; какого пола были эти дѣти — по платью рѣшить было невозможно; на нихъ были намотаны какія-то тряпки, изъ которыхъ выглядывали локти, колѣнки… Сколько лѣтъ этой женщинѣ было — я не могу сказать, а думаю, судя по ея дѣтямъ, съ небольшимъ тридцать, но на видъ было ей далеко за пятьдесятъ.

— Нѣтъ, матушка, завтра.

— Хоть бы поскорѣе, Богъ далъ! зашамкала опять молодая старуха.

— Ты куда ѣдешь? спросилъ я.

— Въ-Астрахань, родименькій.

— Откуда?

— Изъ Сибири, родимый.

— Издалека, матушка…

— Мы были сосланы въ эту Сибирь, а теперь, по царской милости, возворотъ намъ пришелъ… и мы семьей думали, думали: и вернуться, и нѣтъ… вернуться — дорога дальняя, какъ съ малыми ребятишками дотащишься?. А какъ подумаешь, что хоть косточки съ родителями рядышкомъ лягутъ!.. Думали, думали… ну, и вздумали: такъ что Богъ дастъ, а идти на старое мѣсто. Вотъ и пошли, авось теперь скоро на мѣстѣ будемъ.

— Все пѣшкомъ шли?

— Все, родненькій, пѣшкомъ.

— Теперь на баржѣ поѣдете: ѣхать по водѣ все легче, чѣмъ пѣшкомъ идти.

— И, родненькій! усмѣхаясь, сказала женщина: — идешь, идешь… и не знаешь, какъ ноги двигаются!.. Не ты ногами ворочаешь, а будто ужь такъ, какъ жернова ходятъ…

— Теперь, Богъ дастъ, скоро на мѣстѣ будите, сказалъ я ей въ утѣшеніе.