Из Астраханской губернии

Въ Красномъ Яру не только не стыдятся своего незаконнаго происхожденія, а какъ-будто гордятся этимъ.

Сижу я разъ на берегу, невдалек отъ меня сидятъ человкъ пять мужиковъ. Одного мужика лтъ сорока то называютъ Петровичемъ, то величаютъ Каспаровичемъ. На Петровича онъ отзывается какъ-то нехотя; на Каспарыча — благосклонне. Бесда разошлась, остался одинъ Петровичъ-Каспарычъ.

— Нтъ-ли у васъ огня? спросилъ я, подходя къ Петровичу-Каспарычу.

— Нтъ-съ, нту: мы этимъ дломъ, признаться, не занимаемся, отвчалъ онъ съ привтливою улыбкой.

— Извините…

— Ничего-съ!.. Пришли полобопытствовать на берегъ? На вашъ Бузанъ полюбоваться?

— Да… пошелъ погулять.

Мы разговорились.

— Скажите, какъ васъ зовутъ? спросилъ я, посл долгихъ съ нимъ толковъ обо всякой всячин.

— Меня зовутъ Александромъ Каспаровичемъ, отвчалъ онъ съ достоинствомъ.

— А мн послышалось, что васъ ваши товарищи одни называли Каспарычемъ, а другіе Петровичемъ.

— Это отъ ихъ самой необразованности! отвтилъ Петровичъ-Каспарычъ, снисходительно улыбаясь.

— Какъ отъ необразованности?

— А такъ!.. Онъ опять лукаво засмялся и показывалъ видъ, что отъ смху не можетъ говорятъ.

— Скажите, пожалуйста.

— Изволите видть: мой отецъ Каспаръ Богданычъ — нмецъ; только онъ съ моей родительницей не былъ перевнчанъ законнымъ бракомъ, родительница моя была замужемъ за простымъ мужикомъ; вотъ по этому мужу я Петровичъ!.. А я до подлинности знаю, что я Каспарычъ.

— Почему же вы это знаете? Мать, что ли, вамъ это говорила?

— Экой вы!..

— Что?

— Разв мать станетъ это сыну говорить?.. Вс говорятъ, что на ту пору мать съ Каспаромъ Богданычемъ гуляла!.. Стало, я по настоящему, по самому длу и выхожу Каспарычъ… Какой я Петровичъ?!..

Въ другой разъ мн случилось слышать подобную штуку въ трактир отъ 16–17 лтняго мальчика.

Въ Красномъ Яру два трактира; въ одномъ даже есть комната чистая, въ которой можно остановиться и прозжающему, и бильярдъ есть; а другой, тотъ же кабакъ, гд, кром водки, ничего нельзя получить. Такъ въ трактиръ-кабакъ я и зашелъ. Черноглазый, черноволосый красивый мальчикъ подалъ мн водки.

— Какой ты молодчина! сказалъ я ему.

— Наше дло такое.

— Ты изъ русскихъ?

— Только одна слава, что изъ русскихъ; а по настоящему, какъ есть армянинъ.

— Это какъ?

— Меня матушка съ армяниномъ прижила: какой-же я русскій?!..

— Мать тоже армянка?

— Мать, нтъ! та русская.

— Она замужемъ была за армяниномъ?

— Нтъ!.. Какое замужемъ; такъ жила!..

Желаніе ли показаться не русскими, заставило этихъ людей отказаться отъ законныхъ отцовъ, или что другое — я не знаю.

Верстахъ въ 4–5 отъ Твери тысячу лтъ живетъ корела: отчего мы ея не обрусили? отчего русскіе въ Якутской области не обрусили якутовъ, а и сами объякутились? Гончаровъ разсказываетъ же, что у русскаго, живущаго у якута, дти не умютъ говорить по-русски, а понимаютъ только по-якутски; отчего это?

Сталъ я шляться по садамъ, кабакамъ; въ садахъ нельзя сказать, чтобы работа была трудна: подставятъ лстницу къ дереву и давитъ-себ помаленьку на листьяхъ червя; это длается какъ-то не спша и до нельзя апатически; чрезъ нсколько минутъ останавливаются, разговариваютъ; потомъ чай пьютъ, потомъ кофе; потомъ обдаютъ, потомъ… а между этими потомъ работаютъ. Какъ говорятъ про патріарха Филарета Никитича: что онъ зналъ науку, какъ управлять царствомъ, да отчасти уразумлъ и священное писаніе, такъ же можно сказать, что краснояры пьютъ, дятъ, отдыхаютъ и отчасти работаютъ. Червя давить нетрудно; а завязать лошади глаза, запрячь ее въ чигирь — минутное дло; потомъ лошадь сама знаетъ, что ей надо ходить: ежели есть какой мальчишка около лошади — хорошо; а часто и никого нтъ — и то сойдетъ.

Въ кабакахъ тоже дятельности мало: кабаковъ много, а покупщиковъ мало.

— Чмъ жить? говорилъ мн шинкарь, бывшій морякъ, то-есть ходившій въ море за рыбой и, но рдкость здсь — русскій.

— Торгуете, отвчалъ я.

— Какая торговля?..

— Зачмъ же столько кабаковъ открыто: не было бы продажи, не открывали бы столько кабаковъ.

— Надо же чмъ-нибудь жить.

— Невыгодно держать кабакъ, занялись бы какимъ другимъ дломъ.

— Какое выгодно?.. Поврите ли вы моей совсти: въ эту недли на три монета не продалъ.

— Вы сами хозяинъ?

— Нтъ, отъ хозяина.

— Сколько вы получаете?

— Бездлицу!.. Семь рублей въ мсяцъ.

— Семь рублей?

— Водку беремъ отъ хозяина по три рубля, по два рубля восемь гривенъ. Сами продаемъ распивочно двадцать-пять копекъ полштофъ; ну, такъ нельзя же налить совсмъ полную… Солдаты сами черпаютъ изъ ведра, да и то остается лишекъ…. Ведро все-таки обойдется покупателю рублей въ шесть.

— Стало быть, можно еще жить, сказалъ я; — когда вы получаете отъ хозяина семь рублей, да еще и барышъ отъ водки есть.

— Чмъ же тутъ жить?.. Вдь мы, краснояры, и къ чаю, и къ кофею люди привычные… за обдъ тоже безъ калачика никто не садится, проговорилъ онъ, усмхаясь.

— Ищите другой работы, коли, какъ вы сами говорите, кабакъ держать находите для себя не совсмъ выгоднымъ, ежели неубыточнымъ.

— Это время!..

— Какъ время??

— Теперь такое время! Это время для васъ самое тяжелое, и вы посмотрите, какъ краснояры зашумятъ посл пятнадцатаго мая!..