ИЗ АДА В РАЙ И ОБРАТНО

На XX съезде (февраль 1956 года) Хрущев развенчал в своем историческом докладе «культ личности» Сталина, но тему организованного низвергнутым кумиром государственного антисемитизма обошел молчанием. К этому времени еще были в добром здравии и на ключевых постах члены Военной коллегии Верховного суда СССР: И. Матулевич, И. Детистов, И. Зарянов, А. Суслин, Л. Дмитриев и В. Сюльдин, под чьим председательством были вынесены десятки жесточайших приговоров ни в чем не повинным «агентам мирового сионизма» (в том числе и смертные, приведенные в исполнение), но к ответственности за это их не привлекли[16].

Несмотря на то, что сталинской политике в самых одиозных и шокирующих формах ее проявления был вроде бы дан отбой, попытки вытеснить евреев из науки и культуры не прекращались. Иногда они даже приносили эффект. На 1 октября 1955 года в СССР было 24 620 научных работников-евреев, или 9 процентов от всего состава научных работников, и они стояли в этом списке на втором месте среди всех этносов Советского Союза[17]. Это были те, кто заняли свои позиции в науке еще до разгула государственного антисемитизма и кого не успели вычистить. Но дальше, год за годом, процент стал резко падать, а соответствующие статистические данные перестали появляться.

Крупные акции типа пресловутого сионистского заговора на Лубянке, дел еаковцев или врачей больше не планировались, но по «мелочам» вектор государственной политики в этом вопросе был вполне очевиден и проявлял себя на каждом шагу. Приведу один, кажущийся, наверно, совсем уж ничтожным, пример, но тем, кому знакомы советские нравы, он может сказать о многом. В 1955 году, когда, казалось, с антисемитизмом покончено и страна вернулась к «ленинскому интернационализму», вышла книга воспоминаний одного из лидеров партизанского движения на Украине – Петро Вершигоры «Люди с чистой совестью», и там был выведен один из героев-партизан по кличке Колька Мудрый. «Я никогда не знал, – отметил Вершигора, – что самый смелый автоматчик третьей роты Колька Мудрый был еврей». Эта фраза – единственная во всей многостраничной книге – устранена цензурой из всех последующих изданий.

Еврейская тема по-прежнему не сходила со страниц закрытых партийных документов и все время находилась в поле зрения кремлевских руководителей. Зациклившись на ней, они непременно окрашивали в специфические национальные тона самые разные внутренние и международные события, как будто она беспрерывно сидела занозой в их мозгах.

Еще летом 1953 года, когда казалось, что пресловутая тема «еврейского засилья» перестала довлеть над хозяевами Кремля, в Будапешт полетели призывы «устранить из высшего руководства Венгерской партии трудящихся (то есть правящей, коммунистической. – А. В.) лиц еврейской национальности»[18]. Когда в июне 1956 года в Венгрии проявились открыто первые признаки недовольства, вылившиеся через несколько месяцев в подавленную танками революцию, Хрущев командировал в Будапешт Михаила Суслова, и тот в своем секретном докладе на свой, привычный ему, лад сразу же обозначил виновных; «Под флагом привлечения к руководству более авторитетных и опытных кадров, среди которых большинство составляют товарищи еврейской национальности, имеется тенденция еще более отодвинуть от руководства более молодые кадры венгерской национальности»[19] (то есть выучеников советских партийных академий – А. В.).

Можно было бы подумать, что это не более чем личный «пунктик» самого Суслова, который не в силах расстаться со своими стойкими убеждениями насчет места евреев в советской империи. Но это не так. Суслов хорошо знал, что его суждения по этому вопросу полностью совпадают со взглядами нового кремлевского лидера. Еще за месяц до командировки Суслова в Будапешт, в мае 1956 года, в Москву, по приглашению советского правительства, приехала делегация французской социалистической партии ко главе с ее генсеком – Коммэном. Особо настойчиво французы хотели узнать,, покончено ли в Советском Союзе с «направляемым антисемитизмом». Хрущеву повезло: их вопросы были лишены конкретики, которая могла бы его поставить в неловкое положение, и он отделался общими фразами, которые, однако, выдают с головой образ его мыслей.

«В начале революции, – заявил Хрущев, – у нас было много евреев в руководящих органах партии и правительства. Евреи были образованнее, может быть революционнее, чем средний русский. После этого мы создали новые кадры, нашу собственную интеллигенцию (то есть евреи – это не наши кадры, не наша интеллигенция. – А. В.). Если теперь евреи захотели бы занимать первые места в наших республиках, это, конечно, вызвало бы недовольство среди коренных жителей. ‹…› Если еврей назначается на высокий пост и окружает себя сотрудниками-евреями, это естественно вызывает зависть и враждебные чувства по отношению к евреям»[20].