Иван-Царевич — Иван-Дурак, или Повесть о молодильных яблоках

— Тебя побрить, надеть курточку, штанишки — вполне за человека сойти можешь, — Иван добродушно усмехнулся. Злость исчезла, да и как её испытывать к этому низкорослому, худенькому хозяину леса с длинной лисьей мордочкой, украшенной ослиными ушами, пятачком и красными маленькими глазками без век. Длинные уши с кистями, как у белки, испуганно обвисли, прижались к скулам. Иван присел на корточки, протянул руки к костру.

— Давай, леший, иди, у тебя своя дорога, у меня своя.

— Вот так, отпускаешь? — недоверчиво спросил леший.

— Уже отпустил.

— Ты серьезно? — леший топтался на месте. — Я шуток не люблю.

— Серьезно. Иди.

Леший не уходил. Одной рукой разминал ухо, другой тер паленое пятно на лбу.

— Ты днем косарей пугал и следы путал?

— Немножко побаловался, — хихикнул леший. — Слышь, земляк, — леший шагнул к Ивану.

— Я нечисти не земляк.

— Все мы землицей русской выращены, — леший взмахнул волосатой лапой. — У тебя в переметной суме мех есть, он так странно булькает, вода так булькать не может, — Леший почесал пузо. — Ты ведь от Прохора едешь?

— Тебе что? — устало, спросил Иван.

— Слышал, что брага у него знатная. — Леший пошевелил пятачком. — Чую, что налил тебе брагу Прохорович.

— Тебе что за дело?

— Может, нальешь? Выпьем мировую, — леший присел рядом с Иваном.

— Наглый ты, земляк, — усмехнулся Иван, доставая из переметной сумы мех.

Леший подергал кадык.

— Першит что-то, испугал ты меня, царевич.

В круге света появились еще две фигуры. Согбенная, опирающаяся на цветущий мелким листом посох — Кикимора, похожая на кривую ожившую ветку дерева, завернутую в темный платок.

— Алкаш ты, леший. У тебя глаза красные от беспробудного пьянства и мухоморов красных. Здравствуй, царевич, — кикимора поклонилась.

— Здравству, й бабушка, садись к огню, погрейся, — царевич с удивлением рассматривал незваных гостей.

— Вечер добрый, Ваня, — за спиной кикиморы объявилось низенькая полная женщина, зябко кутавшаяся в длинные мокрые волосы.

— Уже ночь.

— Какая разница, — русалия присела на границе света и тьмы. Иван увидел бледное красивое лицо с алыми, полными губами. Сквозь прядь волос, как бы ненароком, выскользнула половинка соблазнительной груди.

— Садись к костру.

— Не люблю сушь, — полные губы послали царевичу воздушный поцелуй.

Кикимора поворошила посохом костерок, тот разгорелся ярче.

— Валежник сухой — слышь, леший, леса понапрасну не губил.

— Я знаю, — леший нетерпеливо потер лапами. — Так что с брагой?

— Держи, леший.

Леший подхватил мех, поднял над собой и направил в открытую пасть шипящую струю.

— Ты особенно не увлекайся, — прошипела кикимора.

— Бульк, — леший передал наполовину опустевший мех кикиморе. — Знатная брага, — он громко отрыгнул.

— Закусить хочешь? — Иван подтянул к себе переметную суму.

— Что есть? — жадно спросил леший.

— Пирог с олениной остался, пирожки с капустой и яйцом. Сало есть, колбаска чесночная.

— Все свое, натуральное, — одобрил леший.

— Вестимо.

— Так что, земляк, жмешься? Доставай снедь.

— М-да, — Иван расстелил белую салфетку, стал выкладывать дорожный провиант.

Кикимора перекинула мех с брагой русалии, он слабо булькнул.

«Все выпьют», — с тоской подумал Иван.

— У меня этот родник минеральными солями богат — как живая вода, — промычал леший, запихивая в рот кусок пирога, показывая лапой в сторону, где журчал ключ. Он подцепил два пирожка, одним стал в зубах ковыряться, второй передал кикиморе.

— Ты скажи нам, лучше, Ваня, чего ты забыл в местах гиблых? — спросил леший.

— Ничего не забыл, к Руфию царю еду.

— А камень на дороге видел? — прокаркала кикимора.

— Видел.

— И что, прочитать не сумел? — прожурчала русалия, перекинула лешему пустой мех.

— Умею, — обиделся Иван, — так, когда писали? Столько времени прошло? Угощайся, русалия, пирожками, сальцем.

— Я только постную рыбку ем, — хихикнула русалия, плотнее закуталась в мокрые волосы, словно в плащ, длинные, темные и густые, похожие на бурые водоросли. В её руках появился костяной гребень, которым она принялась старательно расчесывать концы волос. — Чем длиннее, тем секутся больше. Не хочешь причесать меня?

— Не советую, — буркнул леший, нарезая толстыми кусками сало. — Все забудешь, что помнил.

— Спасибо, русалия, я лучше возле костра посижу, — ответил Иван, пробуя разглядеть в сумерках таинственную русалию. Её голос завораживал и, судя по интонациям, обещал неземные наслаждения. Царевич подбросил в костер охапку сухих веток. Вверх взметнулся столб искр, который тут же погас под властным движением посоха кикиморы.

— С огнем в лесу надо быть осторожным.

— Я осторожен.

— Рассвет придет, поворачивай назад, — прокаркала кикимора, — иначе хозяин живым не выпустит, — она настороженно повела по сторонам носом, похожим на конец сучка.

— Кто такой — хозяин?

— Шш-шшш, — прошипел леший, прекращая жевать, — не поминай лихо — услышит.

— Да, кто он?

— Шш-шшш! — зашикали со всех сторон.

— Делай, что кикимора советует — назад поворачивай, — прошептала русалия.

Леший потрогал паленый лоб.

— Здорово ты меня огрел. Теперь не скоро заживет.