Иван Крылов

Исполненная лукавства басня «Чиж и Ёж», несомненно, вносит любопытный штрих в характер отношений Крылова и Пушкина (о них чуть позже), писавшего об Александре I:

Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щёголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.

Известно, что к баснописцу обращались, и неоднократно, с предложением воспеть царя – спасителя отечества. Молчание Крылова по этому поводу вызывало недоумение.

Известно, что басенный жанр не помешал ему найти нужные средства, чтобы прославить героя Отечественной войны 1812 года – Кутузова. Однако славить Александра I, уподобляясь льстецам и борзописцам, значило для него поступиться своей совестью.

Адресовать «благословленному» царю сатиру Крылов не посмел. Но он нашёл вариант писательского поведения, которое позволило ему и не отмолчаться.

Робкий Чиж ответил за своего создателя, почему он «не поёт»:

«Затем, что голоса такого не имею,
Чтоб Феба я достойно величал, —
Сквозь слёз Чиж бедный отвечал, —
А слабым голосом я Феба петь не смею».

Так я крушуся и жалею,
Что лиры Пиндара мне не дано в удел:
Я б Александра пел.

Психологическая мотивировка такого решения баснописца видится в реальном эпизоде, о котором рассказал Михаил Евстафьевич Лобанов, сослуживец Крылова по библиотеке, когда писал его биографию:

«На одном литературном обеде, на который был зван Иван Андреевич и который начался залпами эпиграмм некоторых людей против некоторых лиц, Иван Андреевич, не кончивши супу, исчез[31]. Я взглянул – место его пусто! Обращаюсь глазами к хозяину дома – и его место пусто. Спрашиваю хозяйку, она отвечает: “Ему сделалось дурно, он вышел вон”. Пришедший между тем хозяин повторил то же самое, прибавив, что Иван Андреевич, посидевши немножко на крыльце, сказал: “Нет, что-то нездоровится, я уж лучше побреду домой”, – и ушёл. Резкие выходки прекратились, обед продолжался мирно, и вечер прошёл приятно.

Я тотчас понял моего соседа и на другой день зашёл к нему. “Вчера вам сделалось дурно, Иван Андреевич?” – “Да, – отвечал он, – так что-то стошнилось”. – “И! полноте, Иван Андреевич, я разгадал вашу тошноту. Вам опротивели неприличные разговоры за столом; но ведь кто ж вас не знает: к чистому не пристанет нечистое”. – “Нет, – сказал Иван Андреевич, – всё-таки лучше быть подальше от зла! Ведь могут подумать: он там был, стало быть, делит их образ мыслей”».

Сегодня басни Крылова требуют внимательного отношения к осмыслению темы его политического мировидения. Ряд воспоминаний свидетельствует, что по крайней мере несколько басен воспринимались современниками как эпиграммы на правительство и верховную власть. Например, В. А. Оленина на книжном экземпляре крыловских басен возле басни «Рыбья пляска» сделала пометку:

«Во время графа Аракчеева. Когда он <Крылов> сначала написал эту басню, было написано вместо последних четырёх стихов:

Тут Лев изволил
В грудь лизнуть,
А сам отправился
В дальнейший путь!

Ему приказано было переделать эдак».

Действительно, сохранившийся первый вариант басни оканчивался строками, повествующими о «пляшущих» на сковородке рыбах: