Именно в эти годы Крылов рос в чинах, дослужил до статского советника[50], стал кавалером многих орденов, ему назначается пенсион, который впоследствии «во уважение отличных дарований в российской словесности» сначала удваивается, а позднее увеличивается вчетверо. При выходе в отставку ему, «не в пример другим», определили в пенсию полное его содержание по библиотеке (11 700 рублей ассигнациями).
В 1838 году Петербург торжественно отметил 50-летие творческой деятельности Крылова, по случаю чего была даже выбита памятная медаль с изображением Ивана Андреевича. Празднование превратилось в поистине всенародное торжество. Юбиляр был награждён (или, как тогда говорили, пожалован) орденом Станислава 2-й степени. Петербургскими литераторами с высочайшего соизволения, то есть с одобрения императора, был дан обед в зале Дворянского собрания, куда почли за честь явиться многие сановники и знаменитости – около 300 человек.
Там во время чествования поэт Пётр Вяземский впервые назвал баснописца «дедушкой Крыловым», читая приветственную «Песнь в день юбилея И. А. Крылова», которая начиналась строками:
Последняя строка несколько раз повторялась в стихотворении Вяземского, и с лёгкой руки поэта обращение сделалось народным именем Крылова по всей России. Хотя нельзя пройти мимо того, что автор знаменитых строк:
не много души вложил в юбилейную песнь.
К баснописцу пришла феноменальная по тем временам известность. Его узнавали простые люди на улице, показывали детям: «Вон идёт дедушка Крылов!»
Иван Андреевич Крылов оказался писателем редкой судьбы. Нельзя не поразиться его творческому долголетию. Ведь первое крупное его произведение (комическая опера «Кофейница») и последнее крыловское издание («Басни», в девяти книгах») разделяют 60 лет. И это притом что баловнем судьбы он никогда не был, сполна испытав, сколь горек и труден хлеб честного художника. Вызывает удивление, что при явной демонстрации стремления обойти споры и возможные конфликты, избежать укусов, будь они литературного или тем паче политического характера, каким-то образом на протяжении двух десятилетий (с середины 1820-х и до середины 1840-х годов) его имя непременно присутствует в критических обзорах русской литературы. Не просто присутствует, его басни оказываются среди центральных эпизодов литературной борьбы тех лет.
Да, был консервативен. Оставался враждебен западничеству со времён Французской революции.
Крылов обратил насмешку и на свой интеллект, на свои духовные возможности. Он отказался от главного посыла западников, что Россия – страна отсталая, не сумевшая вписаться в «культуру» евроатлантических государств, и единственное, что ей на роду написано, – это «догонять» Европу в науке, философии, техническом прогрессе, государственном устройстве: с её политической системой, парламентаризмом, конституцией.
И вообще избегал любых однобоких и радикальных крайностей. Хотя при более пристальном рассмотрении его консерватизм оказывался «консерватизмом мудрой веры во всём земном и консерватизмом незыблемости в духовном вечном». Любил Россию, но считал, что любые новации и прогресс не должны противоречить её традиционным нравственным началам: «Чтоб не ослабить дух и не испортить нравы…» («Червонец»).
Стоит заметить, подобная жизненная позиция кому-то из современников казалась странной, многим так даже ужасной, потому как была непрогрессивной или, как часто в подобных случаях говорят, просто-напросто устаревшей. Соответственным было и отношение к нему. Так что совсем не случайно возникло это вроде бы мягкое определение – «дедушка Крылов».
Мне кажется, настаивать не стану, но тем не менее скажу, что немало находилось таких, кто глядел на него именно как на старого, занудливого дедушку, который берётся поучать подросшую молодёжь, читать ей мораль. Вроде бы смешно, но несерьёзно всё это: не следует особо обращать внимание. Старики, они все такие. Даже в царских милостях не без оснований чувствовал Крылов некую снисходительность.