Формально семинария считалась духовным заведением, однако она давала, по тем временам, достаточно обширное образование. В ней, кроме богословских предметов, преподавались история, география, математика, особенно много внимания уделялось изучению языков. Этого во второй половине XVIII века требовали новые веяния в духовных учебных заведениях, а руководители семинарии в Полтаве старались не отставать от прочих. Как свидетельствуют документы, в 1780 году в семинарии были открыты также дополнительные классы греческого, французского и немецкого языков. Товарищ Котляревского по семинарии И. И. Мартынов (позже издатель журналов «Северный вестник» (1804–1805) и «Лицей» (1806)) вспоминает о своей учебе в Полтавской семинарии (1780–1788): «Проходя ординарные классы от формы к богословию обычным тогда для семинарии порядком, где кроме главных предметов обучения, которыми считаются латинская и русская грамматика, поэзия, риторика, философия и богословие, я научился здесь греческому, немного немецкому языкам и арифметике; других наук и языков в этой семинарии тогда не учили». Некоторые из этих курсов охватывали различные области, как свидетельствует тот же Мартынов: «…я окончил курс философии, то есть логики, метафизики, физики и морали».
Обучение в таком духовном заведении тогда продолжалось обычно от 10 до 12–13 лет и включало следующие классы: низший русский, или начальный (он еще назывался «информатория»), грамматический низший («фора»), грамматический высший («инфими»), поэтика, риторика, философия и богословие (обучение в некоторых классах риторики и богословия продолжалось не менее двух лет). Вышеназванные классы имела и семинария в Полтаве во время пребывания там Ивана Котляревского.
Именно в это время в науку стали проникать некоторые новации. Очень много времени уделялось изучению латыни (в обоих грамматических классах, а также в классах поэтики и риторики): учеников заставляли разговаривать между собой на латинском языке. Не эхом ли семинарских впечатлений в «Энеиде» звучат сцены изучения троянцами латыни и их попытки разговаривать латинско-украинской смесью:
Эней в поэме Котляревского знал латынь получше других троянцев, но его смесь двух языков звучит так же странно:
(Перевод латинских слов:
Обучение грамматике, поэтике и риторике проводилось не только на образцах произведений латинских поэтов (среди которых значительное место занимал римлянин Вергилий Публий Марон), но и российских. В приказе по семинарии за 1787 год учителю поэтики предлагалось изучать с учениками оды Михаила Ломоносова, Александра Сумарокова, а также делать русские стихотворные переводы произведений Вергилия, Овидия, Горация. Принятый в семинариях учебник поэтики «Правила пиитические» Аполлоса Байбакова демонствировал, прежде всего, примеры из российских авторов, уделяя, правда, особое внимание и Вергилию. В учебнике ученики знакомились с отрывками и с небольшими произведениями А. Кантемира, М. Ломоносова, В. Тредиаковского, А. Сумарокова и других русских поэтов XVIII века. Пусть представленные отрывки и произведения и не давали особенно богатый материал для чтения, однако они пробуждали несомненный интерес семинаристов к литературе. Уже в семинарии, где для учащихся сочинение стихов было обязательным, у Ивана Котляревского проявились незаурядные поэтические способности. Он мог быстро подобрать к одному слову несколько остроумных рифм, легко и ловко писал небольшие стихотворения, за что товарищи прозвали его «рифмачом». Первые поэтические упражнения юноши представляли собой, по-видимому, не только божественные канты и стихи высокого стиля, которые писались всеми учениками по заданию учителя поэтики, но и бурлескные переработки (комические, пародийные произведения с присущим им несоответствием между темой и словесной формой: «высокая» тема излагается низким, простонародным, иногда вульгаризированным стилем, а «низкая» – высоким, возвышенно-героическим) духовных псалмов, а также сатиры на учителей и одноклассников. В VI части «Энеиды» И. Котляревский обращается к своей музе с такими словами: