Иван Ефремов. Издание 2-е, дополненное

Эпистолярное наследие – важнейшее свидетельство жизненного пути всякого человека, особенно когда речь идёт о людях ярких, с судьбами широкого общественного значения. Высказываясь открыто перед большой аудиторией – в публичных выступлениях, научных или литературных произведениях, человек так или иначе ориентируется на то, чтобы быть понятным самому разному читателю или слушателю. Воплощая свой творческий посыл в широкое полотно, автор неизбежно упускает многие мелкие детали, порой даже делая это сознательно, когда среда явно не готова воспринимать идеи во всей их полноте и радикальности. Издавна блестящие творцы во всех обществах были вынуждены сознательно умалчивать о суждениях по наиболее острым темам. Зачастую – для собственной безопасности, физической или (в мягком случае) психологической. Это не удивительно. Сущность любого творца – разрыв шаблонов, форм текущей жизни, её рефлексия. Выдающийся человек становится зеркалом, понимающим и отображающим мир вокруг. Но большинство не готово к этому, и оно объединяется в репрессивные социальные структуры, часто имеющие статус государственных. С единственной целью – искать и уничтожать то, что сочтено «ересью».

Это базовая для человеческого сознания проблема выхода за рамки, обусловленные временем и пространством. За рамки конкретно-исторического мифа данной эпохи. В советское время эта закономерность присутствовала столь же явно. Шаг вперёд, девять десятых назад – так обозначал поступь эволюции сам учёный.

Необычные интересы и необычные дарования, присущие Ивану Антоновичу Ефремову, можно изучать по разным источникам, но переписка с многочисленными корреспондентами имеет колоссальную роль. Благодаря письмам большое количество белых пятен биографии внешней – событийной, и внутренней – духовной оказываются ярко освещены, многие спорные трактовки тех или иных воззрений получают недвусмысленное уточнение. Ефремов-личность зашит в отдельных фразах «в сторону», в умении говорить с человеком, сообразуясь с его уровнем и внутренними запросами, сочетанию деликатности и жёсткости, внутренней целостности – он не делает противоположных утверждений, не обещает несбыточного, но всегда готов дать надежду и хотя бы морально поддержать разуверившегося.

Вместе с тем, взятая сама по себе, переписка не может исчерпывающе показать Ефремова как мыслителя и со стопроцентной точностью выявить центры тяжести исканий мастера. Существует несколько моментов, которые необходимо учитывать при составлении того или иного мнения, т. е. при использовании эпистолярного наследия в качестве исторического источника.

Во-первых, известная на сегодняшний день переписка не полна. Скажем, у нас нет писем столь интересным людям как Микаэла Денис, Пол Андерсон или Артур Кларк, по разным причинам не в полном объёме представлены письма Э. Олсону, Г. Г. Пермякову. О многих письмах удавалось узнать совершенно случайно, и есть все основания полагать, что процесс далеко не завершён.

Во-вторых, со многими товарищами и коллегами обмена письмами вовсе не было, так как постоянно происходило личное общение. Например, представляет очень большой интерес тесное товарищество в 50-е годы с блестящим гомеопатом С. А. Мухиным – врачом и самого Ефремова, и Ю. Н. Рериха. Сейчас ясно, что именно Мухин послужил одним из главных прототипов Ивана Гирина в «Лезвии бритвы» (к слову, знакомство с ныне здравствующей женой Мухина – Евгенией Михайловной Величко – произошло уже после издания биографической книги в серии ЖЗЛ и представляет собой открытие самого последнего времени). Ничего не известно о сюжетах бесед с Ф. П. Веревиным, тесно связанным с розенкрейцерами, человеком очень скрытным и недоверчивым. О практическом общении с младшими Рерихами известно тоже очень немного. То же можно сказать о психологе Ф. В. Бассине, писателе В. Д. Иванове, братьях Стругацких, индологах Н. Р. Гусевой и С. И. Тюляеве (личном ученике автора книги «Две жизни» К. Е. Антаровой). К сожалению, немногие оставшиеся свидетели таких бесед почти не помнят их темы и конкретные тезисы, а воспоминания фигурантов общения либо никак не зафиксированы, либо утеряны за давностью лет.

В-третьих, большая довоенная переписка самим Ефремовым уничтожена в целях безопасности – угрозу попадания в жернова репрессий он ощущал постоянно, каждое слово могло послужить поводом к вздорному обвинению.

Таким образом, ряд крупных тем, безусловно представлявших для Ефремова существенный интерес, в выявленной переписке фактически никак не отражён. Это психология, востоковедение и история (например, известно, что Ефремов общался с Л. Н. Гумилёвым и одобрительно отзывался о его книгах, но никаких письменных свидетельств этого не обнаружено), это научная космогония и философия русского космизма.