ИВ. Тетралогия (СИ)

Не было ничего — ни мыслей, ни ощущений, ни чувств, только пустота, промелькнувшая мгновением между мучительным высыханием и моментом, когда расплавленной лавой в горло полилась струйка божественной жидкости, пробуждая огненную боль в иссушенном теле, и одновременно заливая это пламя, возвращая к жизни. Пролетела микросекунда — и источник исчез. Слишком быстро! Попытался протестовать, но пересохшая гортань только надсадно хрипела. Взамен лавиной обрушились воспоминая, захлестывая черной ненавистью каждую клетку страдающей плоти, да так, что, казалось, захлебнусь желчью и ядом, они душили меня, давили, ослепляли. Более ничего не ощущал, лишь две нестерпимые жажды терзали еще не до конца пришедшее в себя тело. Кровь и месть!

Прошло еще несколько тяжелых секунд, и начал понимать, что душат меня скорее пыль и вонь, забивающая ноздри, мешая вдохнуть, а оглушает грохот взрывов и падающих камней. Сквозь кровавую пелену, с трудом разомкнув глаза, различил чей-то силуэт, склонившийся надо мной:

— Сеньор Ансело! Слышите меня? Постарайтесь встать, нужно идти, мы сможем выбраться, сеньор! — говоривший тряс меня за плечи, акцент казался смутно знакомым.

Но я не стал заострять внимание, точно помню голоса моих мучителей, и это не один из них, а значит, мне нет до него дела.

Шум нарастал, хотя возможно просто возвращается острота слуха, потому что теперь я улавливал крики людей, треск и выстрелы, отдаленный гул винтов самолетов.

— Уходим, сеньор, уходим! — между кашлем, продолжал взывать голос, поднимая меня на ноги. — Стены рушатся, можем сбежать, но следует торопиться.

Я находился все там же, в тесной камере, но все вокруг изменилось. Пыль так плотно окружила пространство, что я ничего не мог разобрать, доверившись помощнику, легкие тоже раздирало надсадным кашлем, а внутренности скручивало от нестерпимой жажды. Но слух подтверждал, что он прав — осыпались камни, трещали перекрытия, пол под нами вздрагивал. В первый момент боялся поверить, чтобы не понадеяться напрасно, но все же явственно чувствовал дующий в лицо сквозняк с запахом едкого дыма плавящейся проводки или тлеющей резины. Значит, часть тюрьмы действительно пострадала, возможно, от бомбежки, и это, безусловно, выигрышный билет на свободу!

Позволив незнакомому здоровяку забросить мою руку ему на плечи, спотыкаясь, практически наощупь мы двинулись на поиски бреши в стене. Кто-то толкнул нас сзади, оказалось, из соседней камеры с покореженными прутьями двери, вывалился еще один узник, желающий воспользоваться случаем к побегу. Ладонь сама по себе сомкнулась на его горле при попытке протиснуться мимо нас в узком, задымленном коридоре. Сдавленное ругательство на немецком языке лишь ускорило его участь. Не прошло и минуты, как я отбросило обескровленный труп в сторону. Не передать, каким невероятным облегчением разлилась живительная влага по иссохшему нутру, возвращая силы, скорость и… жажду! Да, ее не стало меньше, напротив, кровавая пелена вновь опустилась на глаза, и дико оскалившись, оттолкнув помощника, я рванул за поворот по переходу туда, откуда едва слышно раздавались отчаянные призывы о помощи.

Рухнувший кусок кирпичной стены чуть не погреб меня под обломками, но я проскочил мимо и добрался до коридора, идущего параллельно тому, откуда выбрался. Здесь также по обеим сторонам шли тесные камеры, с решетчатыми дверями. Но! Джек-пот — именно сюда угодил один из снарядов, вместо крайнего ряда зияла внушительная дыра, за которой виднелось черно-бархатное небо, покрытое звездами. Пыли было меньше, ее сдувал свежий ночной ветер, и я с наслаждением вдохнул практически забытый запах природы. Однако тут же в ноздри ударил еще более сладостный аромат. Кровь! В уцелевшей части камер находилось несколько человек, скорее всего, оборотни-подопытные, они же и умоляли вызволить их из клеток. Кто-то явно был ранен осколками, но в них достаточно крови. Да, милые мои, я помогу вам, непременно.

Схватив ближайшего за руку сквозь решетку, резко притянул к себе, не обращая внимания на попытки вырваться и истошные крики, и жадно впился в запястье, чувствуя, как тело наливается былой силой и остановить меня теперь мало кто сможет.

Мой спаситель, последовав примеру, опустошил второго узника. Последний оборотень, завывая от ужаса, тщетно пытался отползти от решетки, забившись в угол камеры. Злорадно ухмыльнувшись, я дотянулся и поймал его за ногу. Продолжая жаждать крови, не собирался отказывать себе, словно хотел напиться впрок или отыгрывался, пусть в малой степени, на тюремщиках. Рассудком понимая, что сиюминутно не смогу по-настоящему отомстить, чтобы заглушить немного черную злобу, но хотя бы лишу их ценного исследовательского материала. Даже не желая больше выпить ни капли, в любом случае, не оставил бы здесь ни одного живого оборотня.