ИВ. Тетралогия (СИ)

Покончив с третьим, нетерпеливо отмахнулся от верзилы, настойчиво убеждающего, что пора покинуть здание, ведь оно уже буквально трещало по швам, грозя обрушиться полностью. Наконец взглянул на него внимательнее. Надо же, как тесен мир. Мексиканец-деревенщина Маркос, которому однажды помог на темной улице Парижа не убить девчонку, а позже сделал ему документы. Однако, полезно порой совершать добрые дела, сейчас мне моя бескорыстность очень пригодилась. Уж не знаю, каким бесом занесло сюда этого недотепу, но он точно пришелся мне на пользу.

Из дальней камеры высунулась рука, усиленно привлекающая внимание. Кто-то очень желает быть поскорее выпитым, мелькнула злая насмешливая мысль.

— Джори! — оттуда же донесся еще один знакомый голос. — Это я, Астор! Вытащи меня отсюда!

Да это наш механик, до сих пор жив, оказывается. Я не испытывал по этому поводу никаких эмоций, кроме, пожалуй, равнодушия, но мой чересчур благодарный добродетель мексиканец уже сбивал замок с решетки. Если хочет тащить обузу — его дело, я же планировал завершить начатое. Понимая, что времени на распитие крови уже не остается, просто быстро свернул шеи оставшимся двум оборотням в соседней камере.

Астор, измученный и бледный, с трудом, но держащийся на ногах направился к бреши в стене, поддерживаемый Маркосом, но потом обернулся ко мне.

— Джори, помоги Жофроа, не бросай его, он хороший парень. Ему осколком голову пробило, но он точно еще жив, пожалуйста! — крикнул оборотень, решив испытать остатки моего терпения.

По инерции посмотрев в камеру, глянул на раненого. У того с разбитого лба стекали струйки крови, заливая лицо, но прислушавшись, понял — он в самом деле еще дышит. Что ж, придется добить. Но тут что-то насторожило, — эти выдающиеся уши невозможно забыть. Да сегодня прямо вечер встречи старых друзей! — мысль одновременно и развеселила меня и взбесила окончательно. Этот Жофроа — сын министра Катри и счастливый супруг малышки Гизель. Дьявол его задери, он-то тут как? Видно мечты префекта о нормальной жизни для сына, не сбылись.

Да, такую пташку действительно не оставишь. Может и рано сейчас думать об этом, но, видимо, привычка никогда не упускать свой шанс неистребима. Не представляю, что творится теперь за стенами нашей тюрьмы, но при любом исходе войны задание лорда Гэбриэла остается в силе, пока я жив, а значит, вечная благодарность главного парижского оборотня сможет значительно облегчить мои поиски.

В соседнем помещении с грохотом обрушился потолок, и меня обдало песком и пылью, медлить уже нельзя. Перекинув через плечо Катри младшего, спрыгнул со стены вслед за Маркосом и Астором. Размытыми неясными тенями мы пронеслись по двору, с легкостью избегая света мельтешащих прожекторов. Снаружи шум и скрежет еще больше усилился, крики и команды на немецком неосознанно заставили лицо измениться до звериного оскала, нестерпимо хотелось повернуть в ту сторону и не останавливаться, пока каждая вражеская гнида не затихнет в ночи. Но сейчас не время для мести. Если поддаться импульсу, можно и ошибку совершить, а подобной роскоши я себе больше не позволю.

Оглянувшись на бегу, мгновенно сделал все необходимые выводы. Ночной авианалет, так кстати пришедшийся для нас, нанес зданиям значительный урон: даже на расстоянии хорошо было видно, что наше крыло пострадало меньше всего, соседнему с ним повезло меньше, осталась только груда камней. Рухнула одна из четырех вышек, на территории горело несколько отдельных небольших построек, взорвано два грузовика у ворот, судя по догорающим остовам. С этой стороны разглядеть больше ничего невозможно, кроме множества суетящихся темных фигурок, панически эвакуирующихся и пытающихся спасти свои тайные сокровища. Какая жалость, что не все сгинули в адском пекле, но я твердо решил, что закончу то, что начали бомбардировщики.

Высокими прыжками мы одолели три этапа заграждений с витками колючей проволоки, а впереди была свобода. Место, в котором Йоханес устроил свою экспериментальную лабораторию-пыточную, представляло собой огромный комплекс, по типу тюрьмы или военного завода, судя по тому, что вокруг голое поле, и лишь вдалеке виднеется кромка леса, организация крупная, наверняка, поддерживаемая правительством, но имеющая статус особой секретности.

Давно я не бегал босиком, с детства, словно вечность прошла. Все это было невероятно приятно: и молодая мягкая трава, и ароматы полевых цветов, и теплый летний ветерок, ласкающий кожу, и это проснувшееся в мышцах ощущение почти безграничной силы. Но насладиться волей не давала клокочущая в душе ярость, ненависть и чувство презрения, ведь как бы не было противно сознаваться, перед собой я всегда честен, — я не надеялся вновь почувствовать все эти упоительные запахи и грани свободы. Эта правда разъедала мозг, казалось, и телу мешала, хотелось остановиться и сорвать ее с себя в надежде избавиться от факта, что я практически принял поражение. Но я еще вернусь….