Наступило 11 сентября — день трагедии и теракта во Всемирном торговом центре Нью-Йорка. Это был день, намеченный Томом Фордом для открытия нового бутика
Ив Сен-Лоран казался все более одиноким. В декабре 2001 года решение было принято. Машина запущена. 7 января 2002 года была опубликована новость, а также объявлено о ретроспективном дефиле, которое состоялось три недели спустя в Центре Помпиду. Две тысячи человек были приглашены на это событие, что вызвало сумасшедший интерес во всем мире. 60 техников работали более недели в Центре Помпиду для подготовки события. На авеню Марсо, 5, все были охвачены порывом послужить мастеру и делу его жизни. «Мы как утки, у кого отрезали голову, но они продолжают двигаться вперед», — сказал один из сотрудников. «Это похоже на то, когда вас бросают, как бывает в любовной истории», — заметил другой сразу после пресс-конференции. «Последний император Высокой моды должен сохранить свое наследие. (…) Каким образом можно объяснить уничтожение всемирно известной компании из 158 человек?» Затем в коридорах вывесили открытое письмо производственного совета. Он заседал каждый понедельник в новом офисе, расположенном на «маленькой» лестнице, которая вела от этажа господина Берже и господина Ива Сен-Лорана к мастерским.
Что будет с этим Домом? Разместится ли здесь знаменитый фонд? А если
«Я нервничаю», — повторял он в эти дни. По мере приближения сроков беспокойство распространялось, словно духи, сопровождаясь смехом и темными кругами под глазами, взглядами без слов и слезами, которые блестели, к примеру, в темных глазах Амалии. «У меня ощущение, что я иду по пустыне с дырявой фляжкой, — говорила она, открывая свой портсигар в духе бульвара Сансет. — Чем ближе дефиле, тем больше я боюсь, что буду испытывать жажду…» Пришедшая в модный Дом в 1980 году, она, звезда примерочных кабин, кто в течение трех лет приходил каждый день для «примерки». «Рядом с ним, — говорила она о Сен-Лоране, — я ощущаю вибрации, чувства. Я узнаю себя в линиях его рисунков. Я пытаюсь заставить их жить».
Манекенщицы поднимались по лестнице. Нужно было видеть их, с длинными шеями, бесконечными ногами, с вырезанным из эбенового дерева или алебастра бюстом, видеть, как они надевали эти фрагменты ветра, каждый из которых требовал ста часов работы. Узкое платье из серебряной и золотой парчи у Амалии; шифоновая блузка, лежавшая синим отражением на голой коже у Кейт, амбициозной молдаванки. До этого взволнованная, теперь она выходила сиявшая в сопровождении Жоржетты, первой швеи мастерской Флу, кто сделал из нее свою инфанту. Последняя модель — блузка, будто тень на коже. Выходя из «святилища», манекенщицы казались лишенными своих чар: одна — печальная, другая, голубой ангел в сигалине, стояла, немного вульгарно виляя бедрами перед зеркалом. Ассистенты лакировали подошвы туфель с экзотическими именами: «Борнео», «Ява», «Мальта», «Сен-Барт» — или бежевые туфельки из крокодиловой кожи с каблуком длиной в десять сантиметров… Секретарша выписывала аккуратным почерком названия номеров: «Алое шифоновое платье… Болеро белый топаз со стразами и каплей розового цвета».