Ив Сен-Лоран

Однако в объятиях истории Ив Сен-Лоран оказался более незащищенным, более одиноким, чем перед лицом современности, которую он опасался, но она наэлектризовывала его, давала ему силы снова сражаться, сражаться со своими демонами, заставляла его творить: «Больше всего я скучаю по тому, что больше нет гигантов, с кем можно сражаться. Сталкиваясь с Живанши, Баленсиагой, Шанель, я превосходил самого себя»[1014], — признавался он. Журналисты добивались встречи с ним. Он прятался в своем Доме моды, где работницы мастерской наблюдали за ним в небольшое круглое окошечко. Он находился так близко и в то же время так далеко, ребенок и памятник одновременно. Он был таким же двойственным, как и его убежище на авеню Марсо, 5. Письменный стол был красно-золотого цвета, стол для мечтаний; студия — усыпальница славы, охваченная запахом лилий; акварели Кристиана Берара, тросточка господина Диора, фотография Сильваны Мангано, с одной стороны… С другой — креативная мастерская, где он снова становился молодым человеком, который, наверное, забыл свой шарф на деревянном шведском стуле со времен улицы Спонтини… Несмотря на то что популистская пресса правила бал, интервью кутюрье в среднем требовало года ожидания, хотя многое у него могло возникать спонтанно, во время какой-нибудь встречи, потому что, как говорили его близкие, он работал не с датами, а с эмоциями. «Я знаю-знаю, он может и не выйти. Это его привилегия…» — говорила одна журналистка. Но в отличие от других кутюрье, если он что-то говорил журналисту, то только после консультации со своей пресс-службой: о чем говорить, о чем нет.

4 мая 2000 года Альбер Эльбаз ушел из Дома Yves Saint Laurent. Том Форд официально стал художественным руководителем модного Дома. Через несколько недель Ив Сен-Лоран признавался прессе, игривый и побежденный, великолепный и надломленный: «Я неудавшийся художник. У меня была безумная любовь к живописи и театру, но все это только интуиция. Я не знаю правил. Я только воровал из произведений Брака, Матисса, Пикассо, Энди Уорхола, Вессельмана…» Человек с обнаженными нервами, Ив Сен-Лоран знал свою силу: «Я стремлюсь поймать человека. Это моя страсть. Я хочу показать, что есть лучшего в женщине, ее тело, сердце… особую благодать»[1015].

Ив Сен-Лоран, кого бельгийская газета окрестила «бархатным диктатором», всегда предпочитал интуицию анализу. У него были увлечения, желания, сожаления. Иногда он вслух задавался вопросом, должен ли он отказаться от Высокой моды и заниматься только prêt-à-porter. «Мода затрагивает наибольшее количество людей. Так мы можем выразить чувство современности». Мысль, что он увидит женщин, одетых не в «Сен-Лорана», для него была невыносима. «Я не мог заставить себя избавиться от мастерских и от тех замечательных людей, которые так долго меня поддерживали». Его преемники явно были поражены тем «сентиментальным» климатом, какой Сен-Лоран создал в стенах своего Дома. Ничего не изменилось в этом особняке эпохи Наполеона III, на лестнице, затененной с обеих сторон кентиями в кадках, где встречали с одинаковой улыбкой как женщин высшего общества, так и простых смертных. Дом-лабиринт с тремя лестницами, туалетами с черным кафелем — все в стиле ночного клуба, с его правилами и женщинами с ярко-красной помадой. Чем больше пресса прославляла кутюрье, тем больше весь модный Дом был овеян его присутствием, придавашим каждой детали, будь то волнистые волосы Джоанны, алмазная пряжка черного атласного башмака, особое значение. Вокруг него все пульсировало. Вот почему его последние дефиле Высокой моды достигли предельной чистоты, придав изысканности щедрый аромат повседневной жизни. «Шоу начинается. Будьте добры выключить ваши мобильные телефоны», — ритуальная фраза Пьера Берже, стоявшего на подиуме в императорском салоне отеля Intercontinental, прозвучала в последний раз 12 июля 2001 года.

Девяносто две модели Ива Сен-Лорана дефилировали перед Томом Фордом. Влиятельный «предприниматель» еще не знал, что он в последний раз посещает дефиле мастера. Антрацитовые нашивки, табачный кашемир и удивительное пальто из зеленой шерсти сохранили, несмотря на ирландские интонации, привычные для клиенток максимально вытянутые линии, узкие в талии и квадратные в плечах. Начиная с модели 58, ткань потекла вольным потоком в почти священной игре, как будто лишенная булавок модель освобождала тело, возвратившись к его секретам. Платья весталок были окутаны коричневым, фиолетовым, серо-зеленым крепом. Золотая парча и канадская куница с чеканкой под бронзу, черные волны тафты, шепот кружев в блестках и перья черных райских птиц. Модели без декольте, но с прорезями под мышками или с обнаженной грудью. Блеск ярко-розовой атласной накидки и тюля, расшитого звездами, поверх длинной юбки из крепа цвета ириса. Бесконечная линия черного платья обострена до крайности, как квинтэссенция страсти.