Хуан наотмашь ударил девушку по лицу. Кровь брызнула у нее из носа. Атташе снова пытался заняться увещеваниями. Но дуло автомата, которое уперлось ему в спину, заставило его замолчать. Порученец с презрением посмотрел на Есению и напомнил:
– Детка, ты забываешь, кто здесь хозяин. Слушать тебя тут никто не собирается.
Установилось продолжительное молчание, которое лишь подчеркивало взаимную ненависть сторон.
– Так, а что там со вторым нашим заданием? – прервал молчание один из головорезов.
– Ну найти этот чертов самолет, – больше не выбирал слов Эскабальдо. – Только мы теперь знаем, что много пассажиров спаслось. Надо их найти и заставить поверить, что сотрудничать с нами – это то, что им больше всего не хватало на этом острове. Они вроде даже не вооружены. Так что отправить к ним можно и одного человека. Есть доброволец? Или спички тянуть будем?
Угрюмый верзила поднял руку и скрипящим голосом сказал:
– Я пойду.
– Отлично, Антонио, – заулыбался порученец и принялся объяснять, что к чему.
Доброволец внимательно слушал его и кивал. Наконец ему была вручена рация, и он отправился в глубь острова. Подельники смотрели на его удаляющуюся фигуру.
– Потерпевшие крушение самолета согласятся на все, что мы им скажем, и не станут сопротивляться, – самоуверенно заявил Эскабальдо и, покосившись на атташе, добавил: – А если им вдруг стукнет в голову отказаться, то в подарок им будет другая голова.
Сергей Ткачев вздрогнул и удивленно уставился на говорившего.
– Да, дорогой товарищ, – пытаясь произнести последнее слово по-русски, закивал Хуан. – Я имею в виду как раз тебя. Заартачатся твои землячки, и мы тебе отрежем голову. Пусть знают, с кем имеют дело! Наш друг пошел к ним. И в случае чего ты подтвердишь по рации, что находишься под прицелами наших автоматов, а не в окружении телок где-нибудь на Карибах. Как ты думаешь, кто-нибудь из твоих сидящих в джунглях земляков хочет получить твою отрезанную голову?
– Я не знаю. Я действительно не знаю, что вам сказать на это, – пробормотал Ткачев, понимая, что реакция бандитов на его ответы может быть совершенно непредсказуемой.
17
С первым лучом солнца Артем Сенников подался к месту аварии. Для него это стало своеобразным ритуалом. Однако его смысл заключался не в том, чтобы скорбеть о погибших и разбитой крылатой машине. Грусть и уныние хоть и давали о себе знать, но главным мотивом, ведшим к самолету, было кое-что другое. Командир экипажа по-прежнему ощущал свою ответственность за безопасность спасшихся пассажиров. А посему он регулярно наведывался в квадрат, где произошла катастрофа, с целью проверить, все ли в порядке с запасами керосина. Он осматривал самолет, пытаясь выяснить, нет ли где течи. Утечка топлива, произойди она, только усугубила бы ситуацию.
Если в резервуарах керосин еще как-то был застрахован от многих внешних воздействий, то, попав наружу, он мог загореться. От преломленных через стекло иллюминаторов солнечных лучей или из-за искры от костра, которую мог занести сюда из лагеря ветер. Да мало ли что могло случиться в этих чертовых джунглях! Казалось бы, такой маленький островок, а столько всего странного здесь происходило, что приходилось лишь удивляться, молиться богу и ходить проверять потенциальные источники опасности.
Пока лагерь просыпался, Сенников проторенной тропинкой направился к самолету. Его раны еще не зажили и давали о себе знать приступами жгучей боли, расходившейся по всему телу. Когда это случалось, пилот прекращал движение, опирался о ближайшее дерево и тяжело дышал, пытаясь пережить приступ боли. В это утро обошлось без приступов. Он шел на место аварии и тихонько напевал довоенную песню из фильма о летчиках: «Любимый город может спать спокойно». Мыслями Артем был в своем родном городе – в Москве, с семьей, родственниками и друзьями на любимой даче неподалеку от Яузы. Вспоминались приятные моменты, заставлявшие безмятежно улыбаться. Вспоминались шутки друзей, от которых светлело лицо. Вспоминалось очень многое, что делало Сенникова по-настоящему счастливым. Можно было полностью отречься от всего и витать в облаках добрых воспоминаний. Однако суровая реальность возвращала его к себе с каждым новым шагом.