Юстиниан

— Насчёт Тотилы я бы не был так уверен... — задумчиво протянул Бессас. — Говорят, он не по годам зрел и мудр, а кроме того, успел сколотить команду ещё при дяде. Готы его ценят. Но ещё тревожнее то, что его ценят и римляне — те, кого до сих пор не смогли убедить, что им выгодно вернуться в Империю. Да и кто может их винить за это? Сборщики налогов упустили время — и наши солдаты вынуждены заниматься грабежом, чтобы прокормить себя. Если Тотила сумеет сплотить свой народ, мы окажемся в большой беде. Против нас будут не только готы, но и римляне! — старый воин покачал головой и нахмурился. — О чём думал Виталий, когда позволил готам снова выбирать себе короля? Если однажды ты германцев победил, единственное, чего нельзя делать ни в коем случае, — так это давать им второй шанс. Я знаю, что говорю, я сам — германец!

— Быть может, Виталий просто не успел остановить готов? — пожал плечами Артабаз. — А быть может, решил, что если дать им возможность выбрать короля[121], то они утихомирятся. Безумный план нашего императора, перетряхнувшего весь командный состав, делу не помог, как ты знаешь. Он же до смерти перепугался, что Велизарий объявит себя императором Западной Империи. С тех пор политику «разделяй и властвуй» Юстиниан проводит среди собственных генералов. Этот человек безумен, он боится даже собственной тени — кстати, ты этого не слышал, а я этого не говорил. Ты и сам был главнокомандующим после Виталия, а теперь вот моя очередь. Прежде чем заменят меня, я твёрдо намерен сделать только одно: я задавлю это возрождение готской Империи в зародыше, пока они не стали реальной угрозой.

— Разведчики докладывают: Тотила сейчас в десяти милях от нас, вместе со своим войском. Хочешь взять его?

— Ещё бы! Армия — против нескольких тысяч готов! — Артабаз презрительно рассмеялся. — Он сам идёт к нам в руки. Завтра мы вынудим его сражаться, и италийская армия расправится с ним. Тогда мы раз и навсегда положим конец этой глупой идее — королевству готов.

В тот же вечер Тотила привёл пять тысяч самых отчаянных — или отчаявшихся? — готов и встал лагерем на горе, с которой открывался вид на долину, где стояли римляне.

— По крайней мере втрое больше, чем нас! — пробормотал Алигерн, мрачно глядя на бесконечные ряды «бабочек» — римских походных палаток, — позолоченных лучами заходящего солнца.

Алигерн был старшим советником короля, приближённым убитого Хильдебада и верным наставником его племянника и наследника.

— Нам понадобится не только мужество, но и хитрость, если мы хотим победить их. — Алигерн с затаённой нежностью посмотрел на молодого короля, золотоволосого стройного юношу, стоящего рядом. — Возможно, отступить сейчас — это не трусость, но доблесть. Нет стыда в том, чтобы временно отойти и собрать больше сил. Если мы вступим в бой сейчас... Это будет доблестью, но может означать конец народу остготов. Подумай хорошенько, государь, прежде чем примешь окончательное решение.

Не только мужество, но и хитрость... Тотила мысленно повторил это про себя. Мужества его людям не занимать. Если бы только храбрость приносила победы, его готы уже были бы победителями. Как это принято у германцев, каждый гот был воином с рождения, воспитанным с оружием в руках на примерах из славного прошлого его предков. Опасности и смерти готы не страшились. Однако — как и все германцы — они всегда стремились к собственной славе и не очень-то признавали дисциплину. Это могло стать настоящим бедствием — как стало во время того сражения, когда Тотила впервые выступил рядом с дядей. Тогда они взяли Трабезиум[122], римскую крепость к северу от Падуса. Тотила вспомнил, как вёл своих людей на штурм этой твердыни два года назад...

Поощряя в племяннике качества будущего вождя, Хильдебад поручил ему наступать. Тотиле пришлось столкнуться с трудностями: он, юнец, почти мальчишка, должен был уговорить суровых воинов, в два-три раза старше него, идти в атаку — это казалось самоубийством, учитывая гарнизон и укрепления города. Однако Тотила, сочетая остроумие и твёрдость характера, убедил готов согласиться с его дерзким планом. Под покровом темноты они взобрались по крутым горным тропам к неохраняемым боковым воротам крепости. Это требовало мужества, умения действовать сообща и того, что давалось германцам тяжелее всего — дисциплины и повиновения. Тотила узнал в ту ночь, что обладает самым ценным для вождя качеством — харизмой. Он сумел заставить своих людей захотеть идти за ним, превратил шайку отпетых вояк в сплочённый и боеспособный отряд.

Операция прошла без сучка и задоринки, Трабезиум пал под натиском готов...