Юстиниан

Затем кто-то бросил камень — и дела пошли совсем плохо. В воздухе засвистели палки и камни, один из них ударил префекта по голове как раз тогда, когда Эвдемон снял шлем, чтобы выглядеть не так воинственно. Обливаясь кровью, он упал на руки своих людей, и они быстро уволокли его с импровизированной трибуны.

— Довольно! — рявкнул Фока, ни к кому конкретно не обращаясь. Не посоветовавшись со своим раненым начальником, он повернулся к солдатам и скомандовал: «К бою!»

Горя желанием отомстить за своего командира, солдаты сомкнули щиты и врезались в толпу, молотя направо и налево дубинками. Под градом ударов безоружная толпа дрогнула и вроде отступила, но крикуны-зачинщики, Синие и Зелёные, принялись подбадривать людей, призывая их бросать в солдат камни и вооружаться тем, что попадётся под руку. Вскоре на площади развернулось настоящее сражение, и с обеих сторон стали падать на землю раненые. Полицейские потеряли терпение — и в воздухе блеснули мечи. Толпа в панике бросилась врассыпную, оставив на форуме несколько окровавленных тел, однако несколько зачинщиков беспорядков были окружены и схвачены.

— Введите обвиняемых и свидетелей! — рявкнул командир. В сопровождении охраны и приставов две группы людей вошли в базилику. Сегодня предстояло судить тех, кто устроил вчерашние беспорядки на форуме Константина. Обвиняемые сели на скамью слева от Трибониана. Лица задержанных выражали испуг, гнев, безразличие — в зависимости от того, что им предстояло. Свидетелей посадили на скамьи справа от судьи. Судьёй был Трибониан — с недавних пор наделённый полномочиями квизитора, судьи, расследующего нарушения общественного порядка.

После вчерашних событий в городе было объявлено чрезвычайное положение, и префект, которому император дал соответствующие полномочия, объявил, что над зачинщиками немедленно состоится суд. На этот раз обошлись без лишних тонкостей — не было защитников, которые должны были бы взвесить доказательства обвинения и защиты; не было и экспертов по правовым вопросам, которые обычно консультировали защитников по различным тонкостям закона... Кроме того, суд был закрытым. В зале присутствовали только полицейские, участвовавшие в разгоне толпы, да префект Эвдемон с забинтованной головой.

Было оглашено первое обвинение — и перед судьёй встал перепуганный и дрожащий человек. Выражение лица у Трибониана сделалось необычайно приветливым, едва ли не дружеским.

— Твоё имя Пётр? Ты торговец обувью из Афродизия в Карии?

Человек судорожно кивнул.

— Обвинения против тебя очень серьёзны, Пётр. Ты мятежник, преступно и злонамеренно бросил камнем или иным тяжёлым предметом в префекта города, нанеся ему рану в голову. Что ты ответишь на это обвинение?

— Я бы никогда не стал так делать, всемилостивейший! — в отчаянии вскричал обвиняемый. — Я в жизни никому не причинил увечья. Я... я просто был там вместе со всеми... когда префекта ударили!

— Это был он, всемилостивейший! — подтвердил слова обвинения свидетель, один из самых страшных людей на суде — делатор или информатор, на чьи показания обычно опирался суд, рассматривая дела о нарушении общественного порядка. — Я узнаю его по этому родимому пятну на щеке.

— Тогда, Пётр, я признаю тебя виновным! — грустно произнёс Трибониан. — Согласно показаниям свидетеля, ты совершил то, в чём тебя обвиняют, и участвовал в жестоком побоище, в результате которого погибли и были ранены несколько человек. Приговор в этом случае может быть лишь один: смерть через повешение. Уведите заключённого.

Когда Петра, бледного и слабо протестующего, выводили из зала, один из приставов подошёл к судье и прошептал ему на ухо:

— Следующий — большая шишка у Синих. Сообщество обещало пять сотен солидов за его освобождение.

Следующий обвиняемый был оправдан, несмотря на то что двое свидетелей — один из них был полицейским — показали, что видели, как он призывал толпу к бунту...

Огромная толпа собралась во Влахерне — пригороде столицы, примыкавшем прямо к Стене Феодосия там, где она спускалась к Золотому Рогу. Люди замолчали, когда последний из осуждённых взошёл на эшафот. Потея и нервничая, палач дрожащими руками накинул ему на шею ремённую петлю; лицо осуждённого стало пепельно-серым. Палач не мог дождаться окончания казни. Обычно толпа встречала повешение радостным гулом одобрения, однако на этот раз люди каждый раз выражали своё сочувствие к приговорённым и осуждение приговора; напряжение всё возрастало. Палач кивнул своему помощнику.