— Не бойся, цезарь! Я найду тебе деньги, — заявил Иоанн, когда они с Юстинианом сидели в личном кабинете императора. — Империя богата — нужно просто знать, где надавить, чтобы тебе дали всё, что нужно. Это как с актрисами, — он хмыкнул и потёр кончик носа. — Для начала посмотрим на чиновников высшего ранга — администрация перегружена ими, и все они держатся за свои синекуры, решая личные проблемы. Мы можем вычистить их ряды и положить конец злоупотреблениям. Затем привилегированные классы — богатые землевладельцы, богатые купцы... Ранее они ловко уклонялись от уплаты налогов, зная, как обойти закон. Налоговое бремя из-за этого ложилось на плечи бедноты и крестьян. Не пора ли положить этому конец, император? В отличие от своих предшественников, я не боюсь тряхнуть сливки нашего общества. Более того, мне удовольствие доставит прижать их так, чтобы они и пискнуть не могли. Думаю, и ты со мной согласен?
Иоанн заговорщицки подмигнул Юстиниану.
Император понимал, почему Иоанн так говорит, — в конце концов, они оба были «выскочками», простолюдинами, на которых аристократы смотрели свысока, и потому Каппадокиец стремился любым способом сравнять счёт. «Этот человек получил слишком много свободы, — с глухим раздражением подумал Юстиниан, — но считает себя незаменимым для императора и потому будет безнаказанно пользоваться своим положением».
— Я поставлю вопросы, которые ты поднял, перед Сенатом и советом, — Юстиниан постарался обуздать своё раздражение. — Не думаю, что они будут не согласны.
— Да кого волнует, даже если и будут? — усмехнулся Иоанн.
Он громко рыгнул, поудобнее устроил свой обширный зад на стуле и беззастенчиво почесал его.
— Вот так намного лучше! Да. Очнись, цезарь. Сенат и совет — анахронизм, единственный смысл их существования заключается в том, чтобы подарить аристократам иллюзию, будто с их мнением кто-то считается. В новой Империи им места не будет. Единственный, у кого в руках должна быть вся власть, — ты, император. Было бы куда лучше, если бы ты прямо сказал им об этом и прекратил бессмысленный фарс под названием «обсуждения в Сенате».
«Иоанн прав», — подумал Юстиниан, и пьянящее предчувствие близкого освобождения охватило его. Разве можно счесть случайностью то, что варвар, бедный парнишка из глухой деревушки в Дардании стал императором Нового Рима? Это настолько невероятно, что не может быть ничем иным, кроме божественного провидения. Бог послал ему в горестный час и Феодору — в этом тоже нет сомнений.
Окрылённый и взволнованный этими мыслями, он частично пропустил мимо ушей то, что префект толковал по поводу срочных и радикальных мер. В тот же день всем сенаторам и консулам, проживавшим в столице и её окрестностях, было послано распоряжение в течение трёх дней явиться во дворец на аудиенцию к императору.
— Это возмутительно! — дрожащим голосом воскликнул старик Мефодий, глава Сената, когда консулы и сенаторы вышли из зала аудиенций. — У него даже не хватило порядочности самому прийти к нам в Сенат!
— Нахальный выскочка! — вторил ему один из консулов. — Анастасий и даже Зенон — этот исаврийский деревенщина — никогда себя так не вели!
— Да кем он себя возомнил? — взорвался седовласый сенатор. — Воображает, что сможет управлять Империей без нас — представителей народа! Конец настаёт S.P.Q.R.[46] — мы должны признать, что живём в тоталитарном государстве!
— Я бы назвал это тиранией! — мрачно поддакнул другой. — Печально, что племянники Анастасия — Ипатий, Проб и Помпей — не выступили в качестве возможных преемников. Любой из них был бы в десять раз лучше Юстиниана. В лучшем случае он был бы одним из нас.
Другой фракцией, затаившей обиду на императора, стали Синие.
— Император думает, что нас можно отшвырнуть в сторону, словно старые сандалии, только потому, что он восседает на троне! — говорили недовольные главари во время сборищ группировки. — Когда ему стало это выгодно, он забыл, что это мы его возвели на престол. Что ж, в игру всегда играют двое! Мы можем устроить так, что на Ипподроме станет жарко, очень жарко! Близится открытие сезона скачек — там и посмотрим. Согласны?
— Согласны! — ревела толпа...
Стремясь достичь единоначалия в церкви, Юстиниан начал диалог с монофизитами. Верный обещанию, данному Феодоре, что гонения на монофизитов прекратятся, он разрешил их лидерам вернуться из ссылки, а Тимофей и Северий были приглашены в Константинополь — на религиозную конференцию под руководством самого Юстиниана. Когда синод нашёл приемлемую для всех формулировку, в которой тщательно избегалось упоминание «двух сущностей» и подчёркивалось единоначалие Троицы, император был удовлетворён, о чём и заявил открыто. Однако эффект примирения был не так заметен, как ярость ортодоксальных католиков, — а католицизм был официальным вероисповеданием Империи, — считавших позором любые уступки еретикам.