Читаем Юрий Гагарин полностью

По всем правилам: полный шаг правой ногой, теперь, наклоняясь вперед, опуститься на левое напружиненное колено, и вот уже лежишь, прижавшись к земле, вспоминая наставления командира: «Шею не напрягай, щекой к прикладу, к прикладу, найди место для правой руки, при прицеливании задержи дыхание, на спусковой крючок нажимай плавно… Долго не целься. В промежутках между выстрелами давай отдохнуть глазу».

То ли ты как бы слился с землей, то ли она льнет к тебе, еще не к летчику, но к солдату. Но что есть земля и что есть небо? Их нет друг без друга.

Мешают травинки. Вон по той высохшей, как метелочка, ползет муравей. Долго ему добираться до самой макушки. Не отвлекайся! Серым пятном впереди вырастает грудная мишень — полтуловища, — выпиленная из фанеры.

— Огонь!..

И ты сразу вонзился всем существом в прорезь прицела, в тонкую шпильку мушки. Ты уже там, на той траектории, что, пронесшись над былинкой, над муравьем, врежется пулей в мишень.

Неожиданный выстрел оглушает тебя, в прояснении после него слышишь, как звонким шлепком ударяется рядом гильза. Гарью серы дохнул автомат. Еще под прицел, еще.

— Стой! Прекратите, Гагарин! Я же сказал, одиночными. Поставили на автоматический? Кто разрешил?

Гагарин возвращается с огневого рубежа, виновато отряхивается.

— Извините, товарищ капитан, я забылся.

— В бою, Гагарин, самодеятельность недопустима. Осмотреть мишени!

И бегом, наперегонки все, кто стрелял, — к фанерным фигуркам. Вот она, твоя, справа вторая — с концентрическими кругами бело-черной мишени.

Ревностным взглядом ищешь пробоину. И, заметив единственную, с расщепленными краями дырочку рядом с белым, что называется «молоком», радуешься — попал! Но сколько тревоги в этом счастье солдатской удачи: лист из фанеры, а пуля прошила его настоящая.

— Для первого раза нормально, — успокаивает капитан.

Со стрельбища едут повеселевшие, с песнями. И нравится, что от автоматов отдает гарью пороха. Первое огневое крещение. Но нет-нет да и глянут на небо: там еще предстояло учиться летать высоко и быстро и метко стрелять.

Из письма Юрия в Саратов Мартьянову:

«Здравствуйте, Дмитрий Павлович! С приветом к вам ваши воспитанники Гагарин и Колосов… У нас с Толяном все нормально. Учеба проходит неплохо. Занимаемся в одном классном отделении, спим через несколько коек друг от друга. В увольнение пока мы еще не ходили. Присягу еще не приняли… Все дни заняты учебой. Преподаватели здесь хорошие, но строгие, а командиры тоже. Шприца дают часто. Бываем в Зауральной роще на занятиях. Здесь часто бывают сильные морозы. Сегодня, например, мороз двадцать девять градусов. Кроме того, дуют сильные ветры, но мы привыкаем. Привыкаем и к солдатской жизни… Летать, очевидно, начнем в конце зимы…»

Оренбургская степная зима завьюживала, обжигала ветреными морозами, но на зарядку — и это тоже нравилось — выбегали неукоснительно, ее ни разу не отменяли из-за холодов.

8 января 1956 года Юрий Гагарин вместе со своими однокурсниками принял военную присягу.

Их построили в большом зале училища, и каждый с оружием в руках становился лицом к товарищам, произносит священные слова.

«Присяга! Твердое, большое и емкое слово, — вспоминал он об этом дне. — В нем выражена любовь советского человека к своей социалистической Отчизне… Присяга вела в бой наших отцов и братьев… Вся жизнь моя прошла перед глазами. Я увидел себя школьником, когда мне повязывали пионерский галстук, ремесленником, которому вручали комсомольский билет, студентом с ленинским томиком в руках и теперь воином, крепко сжимающим оружие… Страна доверила нам оружие, и надо было быть достойными этого доверия. Отныне мы становились часовыми Родины».

После принятия присяги подразделение новичков переформировали. Юрий уже был на виду — сказалась прежняя тяга к общественной работе. Справился с обязанностями редактора боевого листка, его выбрали секретарем комсомольской организации. Оправдал и это доверие — назначили командиром классного отделения. Забот прибавлялось. Да и авторитет не годится ронять. Какой же ты командир, если получил тройку, не говоря уже о том, чтобы оплошать на строевых занятиях или «физо». Не забывал Юрий первого своего воздушного наставника, делился с ним радостями и огорчениями, просил совета.

19 февраля 1956 года он писал Д. П. Мартьянову: «Вчера получил от Вас письмо, за что большое спасибо… У нас здесь произошли кое-какие перемены в организационном отношении. Толя Колосов сейчас со мной не учится. Его перевели на выпуск в 1958 году, то есть на три года учебы. Он хотел было уехать домой, но я его отговорил. Я занимаюсь на выпуск в 1957 году… Ждем приближения весны, лета и полетов. Недавно были сильные бураны. Поезда на дорогах заносило с паровозной трубой. Мы ездили на снегоуборку. Ветер достигал 36 м/сек. Трудно было держаться на ногах. Вот я и поверил, что если привязать По-2 веревкой к чему-нибудь, то он будет болтаться в воздухе, а если отпустить, то уже никакими веревочками не поймаешь… Привет командованию и преподавателям аэроклуба…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии