Юрьев день

- Отправляйте. И, если вам будет не в тягость, раздобудьте бутылку чего-нибудь слабенького с минимумом закуски, а то у меня тут как-то незаметно гости все выпили и сожрали.

Когда через два с небольшим часа в дверь моего кабинета после осторожного стука прошла девушка, я не уронил челюсть на стол только потому, что опирался ей на руку.

В своей долгой жизни я видел - разумеется, не вживую, а только в кино и на картинках - всего двух абсолютно красивых женщин.

Остальные - всякие там Бриджит Бордо, Софи Лорен и прочие Клавы Шифер могли рассматриваться только с позиций, насколько они приближаются к идеалам. Не очень, с мой точки зрения, весьма не очень. Примерно как те, которые мне попадались и в жизни.

Уточняю - красавицами, даже отдаленной конкуренции которым в моих глазах никто не мог составить по определению, были «спортсменка, комсомолка и просто красавица» из «Кавказской пленницы» и Маришка Вереш из «Шокинг блю». Так вот, сейчас в мой кабинет зашла именно она, вторая. Сходство, с моей точки зрения, было практически абсолютным.

Я потрясено молчал - скорее всего, с довольно дурацким видом. Впрочем, точно сказать не мог, ибо не смотрел в зеркало. Ну не до зеркал мне было!

Девушка сделала что-то вроде книксена и сказала:

- Ваше высочество, я вам очень благодарна за приглашение.

- Э… спохватился я, - проходите, пожалуйста. - Меня зовут Александр, можно просто Алик.

- Ой, извините ради бога, я так волнуюсь, что даже забыла представиться. Марина Некрасова.

Блин, мысленно застонал я, имя - и то совпадает. И даже голос, кажется, похож! Ну так же не бывает - у меня что, бред?

- Марина, а вы случайно не поете?

- Как вы узнали? Пою, только, наверное, плохо, меня мама учила. И на рояле немного играю.

- Пойдемте, - я встал, хотя сделать это, разумеется, следовало сразу, а

не демонстрировать идеалу всю глубину своего бескультурья.

Мы быстро прошли в конференц-зал, в углу которого стоял рояль, притащенный сюда по инициативе Николая. А ведь я тогда еще что-то

бухтел, мол, да зачем он здесь. Хорошо хоть брат меня, идиота, не

послушал.

На рояле младший секретарь игрался с котом.

- А ну брысь! - зашипел я на них. И двуногий, и хвостатый

бездельники испарились.

Марина села к роялю и запела. Что именно, я потом вспомнить не мог, ибо вообще чуть не рехнулся - голос тоже почти совпадал! Такой же глубокий и сильный. Только, по-моему, он был все-таки немного

красивей. Понимающие люди скажут, что такого просто не может быть, и до этого дня я бы с ними согласился, однако сейчас - уже нет. Как это не может, когда он есть?

На этот день у меня были какие-то планы, но я про них даже не вспомнил. Разумеется, сделано не было ничего. Ну то есть совсем ничего, включая то, ради чего и была затеяна эпопея со знакомством. Когда Марина ушла, ко мне, хоть и не сразу, вернулась способность соображать, и я задал себе вопрос - что это было? Меня осчастливили или просто кинули, как последнего лоха?

Но уже на следующий день я имел возможность убедиться - нет, не кинули. Более того, Маришка вообще оказалась девушкой.

Глава 28

В этой истории, как и в той, что я учил в еще советской школе, Александра Ульянова с пятнадцатью подельниками взяли за пару дней до покушения, которое планировалось провести в начале марта восемьдесят седьмого года. Не уверен, что тут имелась хоть какая-то моя заслуга, хотя, разумеется, питерскую охранку мой комитет предупредил. Ее начальник, полковник Секеринский, даже прислал в адрес комитета благодарственное письмо, но это ни о чем не говорило. Вполне возможно, что он просто хотел польстить брату цесаревича. Но вот то, что пятерых из террористов повесили не в начале мая, а в конце ноября, в основном было моей заслугой. Я проел отцу всю плешь, убеждая его призвать жандармов не торопиться, а тщательно расследовать все обстоятельства дела. В конце концов ему это надоело, и он лично, своей царственной рукой написал мне рекомендательное письмо к тому самому полковнику.

Этот оказался довольно разумным человеком и, узнав, что затягивание следствия в вину ему не поставят, согласился за предоставленное время постараться копнуть поглубже. В самом начале нашего знакомства, когда я посоветовал полковнику проявить гуманизм хотя бы к тем арестованным, которые совершенно явно больны - например, к Шевыреву

- он скривился и даже буркнул что-то вроде «и этот туда же», но, узнав, как именно я себе этот самый гуманизм представляю, рассмеялся и спросил, не задумывалось ли мое высочество о карьере в жандармском корпусе. Дело в том, что я подробно рассказал ему, как морфий, в данный момент свободно продающийся в аптеках, вызывает привыкание,

особенно если не жмотничать с дозами. И поделился сведениями, что происходит с пациентом после отмены инъекций. В результате Шевырева и Пилсудского, по результатом врачебного осмотра признанных больными, с их согласия начали лечить близкими к предельно допустимым дозами морфия - в полном соответствии с последними веяниями здешней медицины.