Юность Пушкина

Был такой случай на Крестовском острове. Василий Львович встретил здесь графа Варфоломея Толстого, большого любителя музыки и театра. У графа была дача и на Крестовском острове, и в Царском Селе. Узнав, что мальчики, с которыми гулял Василий Львович, будущие лицеисты, он важным тоном проговорил:

— Да… Лицей… Это не университетский пансион… Не кадетский корпус… а Лицей… А что, там и музыке обучают?

Он пригласил Василия Львовича с Александром и Жанно к себе в сад, где был устроен кегельбан,[61] и познакомил со своим сыном. Молодой граф с жеманным видом предложил сыграть в кегли и с одного удара уронил все девять кеглей. Когда очередь дошла до Александра, он размахнулся, но четыре кегли продолжали стоять. Он вспыхнул, в ярости разбросал кегли по всему саду, а кегельный шар закинул так далеко, что его не сразу нашли. Все были сконфужены выходкой Александра.

— Какой ты горячий, — сказал Жанно успокоительно.

Жанно ни за что не хотел ссориться с Александром и, зная его ревность во всякого рода состязаниях, избегал с ним бороться. Он был старше на год и, как он думал, сильнее. Поддаваться он не желал, да и Александр тотчас же заметил бы это. Александр, однако, заметил и то, что Жанно уклоняется от борьбы, и нарочно бросался его щекотать. Один раз даже повалил его на пол. Он брал упругостью мускулов и большей ловкостью. Жанно больше не опасался бороться и убедился, что Александр достойный противник.

III. Открытие Лицея

Здание Лицея, рядом с дворцом, было приготовлено для приема гостей: актовый зал с колоннами на втором этаже, классы, физический кабинет — на третьем этаже. Велено было лицеистам съезжаться в Царское Село. Василий Львович привез Александра прямо к директору Василию Федоровичу Малиновскому, дом которого находился рядом с Лицеем. Василий Федорович ласково поцеловал Александра и поручил инспектору Пилецкому-Урбановичу проводить его на новоселье. Инспектор, худой человек с нахмуренным лицом, провел его в четвертый этаж, где были дортуары, и остановился перед комнатой с надписью на черной доске над дверью: «№ 14, Александр Пушкин». Александр взглянул направо — над дверью было написано: «№ 13, Иван Пущин». Из двери выглянул Жанно с радостной улыбкой. Он был уже здесь. Александр бросился было к нему, но инспектор не позволил и ввел его в его комнату. Здесь его одели с ног до головы во все казенное, тут уже приготовленное. Александр заметил, что его комната отделялась от комнаты Жанно деревянной перегородкой, не доходившей до потолка. Встретив Жанно в зале, он сказал ему:

— Знаешь? Можно будет переговариваться.

Приготовлялись к открытию Лицея. Правильных классов не было, но некоторые профессора приходили заниматься: профессор истории Иван Кузьмич Кайданов, профессор русской и латинской словесности Николай Федорович Кошанский, сам сочинявший стихи в новом вкусе, но сохранявший верность классическим правилам.

— Настоящий поэт, — проповедовал он певучим голосом, — творит новое, но следует правилам старой словесности. Я, например, почитаю Гавриила Романовича Державина, но ценю также и витийственные оды Василия Ивановича Петрова, которые многими не одобряются.

Приехал граф Разумовский, все осмотрел и сделал репетицию церемониала при открытии Лицея. Лицеистов в парадной форме выстроили в пары и расставили в три ряда: кто повыше — в третьем ряду, кто пониже — в передних рядах, — вызывали по порядку и заставляли кланяться перед креслами, где будет сидеть царь. Кюхельбекер поклонился перед пустыми креслами, перегнувшись в половину своего роста, как испанский дворянин в трагедии Шиллера. А барон Дельвиг долго всматривался в пустые кресла, как будто надеялся увидеть там в самом деле царя. Лицеисты смеялись.

В свободное время Александр, надев будничное платье и фуражку вместо шляпы, отправлялся в Царскосельский парк. Распахнув калитку у самой стены дворца и миновав сказочный каменный грот, он прямо выходил к затихшему в эту пору озеру с плавающими на нем желтыми и красными листьями. Тут же была и пристань с оставшейся после лета единственной лодкой. Александр раздобыл даже брошенное на пристани старое, сломанное весло и подъехал к воздвигнутому среди озера пирамидальному памятнику героям войны с турками, в числе которых был и генерал Ганнибал. Он знал, что это дядя его матери, генерал Иван Абрамович Ганнибал, строитель Херсона.

На этих прогулках он любил быть совершенно один. Красно-желтый липовый и дубовый осенний лес вызывал у него прилив какой-то необыкновенной бодрости. Под ногами шуршали облетевшие красные листья. Гулко в осеннем воздухе отдавались шаги. Осенний морозец приятно щекотал уши. Парк был полной противоположностью прямолинейному Петербургу. Тут дана была полная свобода природе. Укромные лужайки сменялись неожиданными пригорками или мостками. Запутанные, живописные дорожки то уводили прочь от озера, то приводили к нему. Александр уходил сюда наслаждаться уединением и мечтами неизвестно о чем.