Юная Спасительница (СИ)

— Я знаю, лисенок, — аккуратно кладу руку ей на голову и ласково поглаживаю. Моя футболка пропитывается капающими слезинками; поглядывая на эти мокрые пятнышки, я вытираю лицо и собираю волю в кулак. — Ты не представляешь, как сильно я хочу повернуть время вспять, чтобы уберечь его от этого.

Ты не представляешь, как я хочу повернуть время вспять, чтобы уберечь не только его.

Молли, Пейдж, Мэтт… Карл. Я могла изменить ход событий. Я могла остановить Молли, и они с Пейдж были бы живы. Я могла остановить Мэтта или пойти с ним, и он бы остался жив. Я могла помочь Карлу тогда в лесу…

Странно, но только теперь я обращаю внимание на то, что дверь в комнату открыта. Да, Клэр ее после себя не закрыла, но привлекает меня кое-что другое. Мы обе поднимаем голову на зашедшую Мэгги. В руках у нее аптечка, так что я заранее подготовлена к негативу.

— Прости, что заставила ждать: никак не могла найти градусник.

— Градусник? — Клэр глазеет на меня с ярко выраженным недоумением. С одной стороны, я сама в таком же состоянии; с другой, я прекрасно понимаю, что удивлены мы по разным причинам.

— Ну да, такая штука, которой измеряют температуру. Градусник, — от повторения этого слова я только тщательнее задумываюсь о том, что Клэр никогда в жизни не видела и не пользовалась им. Большая часть бытовых предметов для нее — восьмое чудо света. Вот, что значит вырасти в условиях апокалипсиса. — А теперь моя очередь: градусник? — заглядываюсь на топчущуюся на месте Грин, которая сгорает от нетерпения приняться за работу.

— Во время осмотра я заметила у тебя рассеченную кожу головы и пару синяков. Не знаю, откуда порезы, но ушибы, особенно на том месте, плохой знак. Я хочу померить температуру на всякий случай.

— Допустим, — цинично приподнимаю одну бровь, зажимая подмышкой градусник.

— Я у тебя спрашивала это не так давно, но сделаю еще раз: у тебя точно нет никаких… изменений?

Отрицательно качаю головой.

— Тошнота, головокружение, шум в ушах… бред? — на секунду она смотрит на Клэр в ожидании каких-то замечаний с ее стороны, но мы обе отрицательно качаем головами.

— В норме, поэтому и речи не может быть о постельном режиме.

— Само собой, приближается вечер, будет очередное нападение Спасителей… Черт, — устало шипит она. — Но все равно ты не в лучшем состоянии, драться вряд ли сможешь. Дэрил уже предложил, если что, прикрыть тебе спину, чтобы ты смогла пробраться с остальными в укрытие.

— Ни за что! Я должна драться! Я могу!

— Я не буду сейчас говорить о травмах головы…

— Правильно, потому что их нет.

— У тебя очень серьезное повреждение, есть вероятность присоединения вторичной инфекции. Ты можешь потерять руку.

— Там мой отец! Я не могу…

— Поверь, всем будет лучше, если ты останешься, а заодно присмотришь за детьми.

— Дай угадаю, главным инициатором был Дэрил.

— Он прав, в таком состоянии ты далеко не уйдешь.

— Я поговорю еще с ним. Не люблю, когда строят планы без моего ведома.

— Хочешь я его позову? — доброжелательно интересуется Мэгги, из-за чего мне становится стыдно за собственную грубость.

— Нет уж, я не инвалид и сама к нему приду. Кстати, где он?

— Шляется где-то неподалеку. Они только вернулись с поляны, где планировали размещение каждого во время засады.

Я опускаю голову, чтобы посмотреть на забинтованную руку. Морщусь от капризности собственного организма: буквально секунду назад, пока я была озабочена немного другим, она не болела, зато когда я резко вспомнила о том, что мне проткнули ладонь, по телу мигом разливается горячая кровь, нервные окончания, словно скручиваются от боли. Я поражаюсь, а нормально ли это, учитывая, что даже ампутацию пальца я перенесла легче? Мэгги объяснила, что большую роль также играет стрессовый фактор и то, что после ампутации я пропила обезболивающие. А беря во внимание, что таблеток в последнее время я наглоталась достаточно, моей печени нужен перерыв, так что сейчас придется обходиться без них.

Кудлатый, как обросшая болонка, Диксон стоит у дома, который обживает. От него разит сигаретным дымом — его я не сразу примечаю из-за того, что временами перед глазами у меня образуется блеклое марево. Меньше всего мне хочется плести языком о своем состоянии. Нарушения со зрением и галлюцинации ведь не обязательно являются признаком мозговых травм, не так ли?

Ладно, пора хоть себе признаться, что я находилась в полном бреду, а пелена перед глазами, учитывая отсутствие проблем со зрением ранее, пугает до чертиков. Говоря о бреду, я прекрасно помнила смерть каждого, в самых ярких красках; я прекрасно помнила, что видела их мертвыми и значит, они не могут быть живы, и все равно вела себя так, будто это ложь; будто все подстроено, будто это заговор, и они живы и скрываются.

Я поджидаю, когда Диксон выкинет самодельный косяк и затушит его — не хочу чувствовать запах, не хочу сорваться.