— Мне жаль, Челл, поэтому я хочу все исправить. И я сделаю все, чтобы наша семья воссоединилась, — ему явно трудно выговорить последнее предложение, как если бы он знал, что это нереально; семья разрушена и пути назад нет.
Но мне не составляет труда сорвать спектакль и свести его тираду на нет.
— Мы не семья.
— Я знаю, что сейчас ты тоже очень подавлена смертью Карла, не делай поспешных выводов. Ты на эмоциях, и я это понимаю. Понимаю, потому что мне самому жаль парня. Но я хочу, чтобы ты поняла, что твой старик пытается. Помнишь, когда на нас напали бандиты? Я спас тебя. Я спасал тебя неоднократно, потому что люблю тебя. И, может, мои воспитательные меры не всегда тебе понятны, но я вижу насквозь тебя, Челл. Я знаю тебя как никто другой.
— Нет, не знаешь.
— Знаю, уж поверь. И ты сама слышала, что я готов остановиться. Рик единственный, кто хочет убить меня в любом случае. Это его выбор. Но знай, я никогда не наврежу тебе. Я люблю тебя, Челли…
Я сама под гнетом эмоций и его голоса чуть ли не отвечаю тем же, почти произношу «и я тебя», но останавливаю себя вовремя.
— Я ненавижу тебя.
Связь прерывается. Я возвращаю Рику рацию, и мы с ним обжигаем друг друга взглядами. Мы оба злы, но не друг на друга, поэтому держим эмоции в себе.
«Не все Спасители плохие люди».
Я продолжаю слышать твердящий об этом голос Карла, представляю, как бы он надрывал связки, чтобы я увидела что-то хорошее в них и в отце.
«Я люблю тебя, пап».
Его последние слова.
Община была разрушена. Спасители сделали свое дело и уехали. Рик и Мишон тащили на себе Карла сквозь догоревшие останки Александрии. К счастью, пошел сильный ливень, постепенно потушивший огонь. Большая часть домов хоть и сгорела, но подлежат реконструкции. У меня хорошо отпечатались в памяти пейзажи разрухи некогда славной и процветающей общины.
Я бежала впереди, расчищая дорогу от ходячих. Почти не оборачивалась, страшась вида Карла. Он повис на своей семье, не способный перебирать ногами. Он был полностью обессилен.
Кровать в доме была не в том состоянии, чтобы класть на нее Карла. Я не придумала ничего лучше, чем взять пододеяльник и расстелить его на полу. Хотя самочувствие Граймса было безумно скверным, и мне показалось, что ему вообще плевать, где и в какой позе находиться — одинаково плохо.
Но держался молодцом: не сетовал на состояние, не корчился от боли — достаточно смиренно лежал, рассказывая о временах, которых я не застала. Как они укрывались в тюрьме, защищали ее от Губернатора, приказал не сдаваться и дать отпор Спасителям. Но не убивать всех до единого.
«Среди них остались хорошие люди», — его излюбленная фраза.
Я сидела по правую сторону от него, держала за руку и плакала. Он не уставал повторять быть сильной ради него, ради Дэрила, Клэр. Невзирая на слабость во всем теле, он умудрялся шевелить пальцами, кое-как поглаживая мою ладонь. Именно тогда я почувствовала некий электрический заряд, завевший мое окаменелое сердце по-новой. Я вновь поверила в то, что все не так уж и плохо, и у нас есть будущее. Но это только на время.
Потом настала тишина. Рик и Мишон всхлипывали, и Карл, видимо, решил их добить.
— Я хочу уйти как герой, — с этими словами его рука потянулась к кобуре.
Нет, мы не были готовы к этому. У нас было в запасе еще немного времени. Ведь так?
— Нет… — приговаривает Рик. — Нет, нет, нет.
— Пора. Я готов.
Он настаивал. Сквозь слезы и злость на судьбу мы вышли из дома. Рик не простоял бы на ногах ни секунды дольше, завалившись на порог дома. Он подпер руками голову и дал волю чувствам. А потом, буквально через секунду, раздался глухой выстрел.
Меня передернуло от ужаса. Сокрушенная трагедией Мишон завалилась на колени. А я стояла с глазами на мокром месте, лицезрея, как некогда сильные люди ломаются.
***
Укладываю сорванные два белых цветка на земляную насыпь — лилии, которые росли у Карла под домом. Я не сдержалась от соблазна окинуть Александрию новым взглядом; узнать, какие чувства испытаю, когда увижу могилу за домом Рика.
Мы ее выкопали только ночью. Она свежая, но выглядит такой бледной и теряющейся на фоне разрухи, что кажется, стоит она уже давно. Надгробием служит самодельный крест из прибитой одна к другой досок. Мне неприятно смотреть на могилу. И не только из-за того, кому она принадлежит, но и из-за ее тусклости. Такая яркая, светлая личность, как Карл, заслуживает лучших поминок.
Я сплела венок из полевых цветов. Они, конечно, все одной палитры и не такие светозарные, какими бы хотелось, чтобы они были, но все же лучше, чем ничего.
Вешаю венок на надгробие и не произношу ни слова, глотая слезы и вспоминая все наши совместные моменты. То незабываемое катание на роликах, ужин с отцом, когда мы с Карлом переглядывались, и я радостно ловила каждый его взгляд. Или побег из Святилища. Я была измазана кишками ходячих, из-за чего он не хотел обниматься. Я его не виню, от меня действительно несло трупаниной.
Сквозь слезы умудряюсь улыбнуться. Но внезапные шаги позади побуждают меня схватиться за пистолет.
— Клэр?