— Ладно. Ладно… — повторяет он в более спокойной манере, щурится, как будто только сейчас понимает, что я из себя представляю: какой упертой могу быть. — Если тебе так важна эта будущая убийца, то можешь продолжать мусолить эту тему, но уже с Риком.
— И ты мне не поможешь убедить остальных?!
— Будущая убийца не моя забота.
— Тогда кто твоя забота?! Ты вообще о ком-то, кроме себя, заботишься? Не будь эгоистом!
— Я не эгоист! Это ты сейчас не видишь чужой позиции! Не понимаешь, что из-за твоих благих намерений могут погибнуть десятки людей! И ты все равно стоишь на своем!
— Я упряма, и ты это знаешь. Я уверена, что вы все преувеличиваете. Она ребенок; ребенок, который лишился семьи и сейчас сидит в импровизированной клетке. Черт возьми, мы все видели вещи пострашнее маленькой девочки!
— Эта маленькая дрянь ненормальная, и подвернись ей случай, она им воспользуется и нам животы повспарывает!
— Поэтому мы здесь — чтобы помочь ей исправиться.
— Нет, это ты здесь, чтобы помочь ей исправиться. Такие люди, как она, неисправны, — задумчиво трет подбородок.
— Это только ты так думаешь. Но я уверена, что мир не черно-белый, и всегда есть надежда. Я верю, что мы можем изменить ее, и приложу все усилия для этого.
Он замирает и замолкает, опасаясь наговорить чего лишнего.
— Дэрил, посмотри на меня, — шепчу я, на что он даже не шелохнется. Беру Диксона за руку и слегка трясу, пока мы наконец не встречаемся взглядами. — Мне никто не верил. Не верил, что я могу помочь в войне. Не верил, что я не точная копия отца. Вы не верили в меня даже, когда я предала отца, чтобы помочь вам. Но сейчас ведь все иначе, так? Мы не можем отнять у ребенка жизнь, не попытавшись помочь ей.
— Я уже сказал. Можешь попробовать. Но это ужасная затея.
— Мне мало «можешь попробовать». Я хочу, чтобы ты поговорил с Риком. Убедил его дать Дженне шанс.
Его лицо страдальчески морщится.
— Хорошо. Я сделаю это, но не ради спасения шкуры той девчонки, а потому что ты меня задолбала.
Довольная собой я опускаю голову книзу и стараюсь скрыть гордую улыбку. Поднимаю со стола высушенные до дна чашки из-под кофе и ставлю их под струю прохладной воды.
Дэрил оторопевает остановить меня.
— Я сам помою. Ранение свежее, будет чертовски неприятно, если на него попадет вода.
— Боже, Дэрил, мне успели наложить марлевую повязку. Не переживай так, — демонстративно задираю правую руку, замотанную в несколько слоев, но на Дэрила, кажется, не производит должного эффекта.
Он молча принимается за оттирание кофейных кругов в середине чашек: усердно, быстро — господи, Диксон, ты такими усилиями раздробишь посуду.
— Дэрил, спокойнее.
— Я буду спокойнее, когда с нами перестанет происходить дерьмо! — снова вспыляет Диксон. — С момента появления в наших жизнях Нигана мы не можем глаз сомкнуть! А теперь появились эти психи, которые чуть не убили вас с Клэр, и после этого ты хочешь простить ту мелкую скотину!
— Я пытаюсь быть человеком! — фыркаю я, то краснея, то бледнея от гнева. — Я уже дохера раз объяснила свои мотивы и не собираюсь повторяться.
Шумно установив недомытую посуду на столешнице, Диксон упирается руками в основание рукомойника и вздыхает.
— Лучше иди оденься. Не могу воспринимать тебя всерьез, когда ты полуголая.
Изумленно посмотрев на свой почти обнаженный торс, я прислушиваясь к совету.
— Неужто Диксон засмущался? — не очень уместно подкалываю его, отчего Дэрил закатывает глаза и поворачивается ко мне спиной. — Намек понят.
***
— Как ты?
Натянув рубашку, я испуганно оборачиваюсь. Растрепанные рыжие волосы Клэр так и просят о расческе и резинке. На запыханном лице красуются синяки от недосыпа. Перекошенная джинсовая куртка указывает на то, что Клэр спешила одеться. Значит, примчалась она сюда с какой-то целью.
Приближается ко мне так близко, что ее смог бы разглядеть даже человек, страдающий куриной слепотой. Берет мою ладонь в свою.
— Все еще болит?
— Очень, — буркаю в ответ, и Клэр отстраняется.
— Мне жаль.
Не так давно девочка была достаточно грубой и скупой на эмпатию, но сейчас чего стоит один ее взгляд, под гнетом которого я надламываюсь. Меня глубоко трогает новое представление о девочке: не как о грубиянке, которая слышит только себя, но как и о простодушно-доверчивом ребенке, который сохранил в себе частицу былой мягкости.
— Ты не виновата.
— Я знаю, — кивает она. — Так, что ты и те дурни не поделили?
— Я наткнулась на Дженну в лесу после побега из общины отца. Она пыталась меня ограбить, но мне удалось сохранить вещи и голову. А потом ее товарищи меня избили, заперли до следующего утра в клетке и чуть не грохнули. Ну, вот я и убила ее мать и стала косвенной причиной смерти остальных ее братьев. Видимо, жажда мести была сильнее милосердия, и они меня как-то выследили.