Юго-запад

— Иван Трофимович, извините, что вмешиваюсь... Но у вас давно нет адъютанта. Возьмите сына. Он повоевал. Хорошо повоевал. Никто вас не упрекнет. И его не упрекнет...

Мазников холодно взглянул на него, сел за стол, потрогал зеленовато-золотистый стакан гильзы.

— Никогда больше не говорите мне об этом.

Начиналась метель. Впереди, в клубящейся снежной мгле, смутно темнели по горизонту окраины Биа. Неподалеку, на берегу речушки, дымились три подбитых «тигра» и одна «тридцатьчетверка».

Надо было подождать начала артналета, чтобы под его прикрытием двинуться через речку. Наконец позади один за другим раздалось несколько приглушенных выстрелов, шурша, полетели где-то в черноте неба снаряды, и настороженную, молчаливую окраину Биа сквозь тучи снега тускло высветили первые разрывы.

Мазников легонько толкнул Свиридова ногой в спину. Это был сигнал «трогай». Машина дернулась и начала спускаться к реке. Нос танка встал на лед. Послышались треск и бульканье. Свиридов прибавил газу. «Тридцатьчетверка» до верха катков погрузилась в воду и спустя минуту вылетела на другой берег.

Противник заметил танки сразу же после окончания артналета. Виктор увидел в перископ, как в Биа, на темном фоне строений, то там, то здесь стали остро посверкивать вспышки выстрелов. Это били немецкие противотанковые орудия. Он засек первую цель, скомандовал Свиридову;

— Короткая!

Против роты Мазникова немцы бросили большую группу танков и самоходных артиллерийских установок. Грохот выстрелов слился в сплошной раскатистый гул. Вспышки пламени, вылетавшего из стволов орудий, озаряли мертвые домики на окраине Биа, голое поле, по которому были разбросаны танки, насквозь просвечивали метавшиеся над землей белые космы снега. Понять, где своя машина, где чужая, было почти невозможно.

В наушниках послышался высокий, певучий голос Снегиря:

— Прикройте слева, прикройте слева!.. Окружают четыре самоходки... Прикройте слева!

Виктор развернул орудие. В дымном внутреннем освещении башни золотом сверкнула гильза снаряда. Кожегулов зарядил пушку. Мазников приложился к прицелу, поймал на центральную марку «фердинанд», облитый багровым светом полыхающей среди поля «пантеры», нажал кнопку электро-спуска.

Громыхнуло. Снаряд с ревом вылетел из длинного ствола, слепящая вспышка разрыва голубым пламенем полыхнула по борту немецкой самоходки.

— Спасибо! — почти в ту же секунду крикнул Снегирь.

Тяжелый удар справа упруго качнул машину Мазникова. Кожегулов стукнулся головой о крышку люка. Виктора отшвырнуло назад. «Только бы не зажгли!.. »

— Товарищ гвардии капитан! Кожегулов! Живы? — прохрипел в наушниках Свиридов.

— Давай вперед! Живы!..

— Витя! Витя! «Пантера» сзади... Эх!...

Теперь немецкий снаряд попал в задний борт. «Тридцатьчетверку» словно подтолкнуло и чуть приподняло. Погас свет.

— Витя! Горишь!..

Мазников развернул башню пушкой назад и, целясь в «пантеру», совсем близко увидел взметнувшийся над решеткой воздушного охлаждения рваный, кровавый язык пламени, Пришлось выстрелить наугад, сквозь этот жутко шевелящийся клок огня.

В башне стало жарко и уже пахло дымом. Виктор поправил у подбородка проводок ТПУ, крикнул механику:

— Паша, гони! Надо сбить пламя!

Командир бригады и Гоциридзе, каждый с одним наушником, сидели в машине радиостанции. Оттуда, куда ушла рота Виктора Мазникова, доносилась артиллерийская и танковая стрельба, сдавленный перестук пулеметов.

Гоциридзе выходил в эфир через каждые пять минут, коротко спрашивал:

— Как дела?

— Выполняю задачу! — докладывал Мазников.

Еще пять длинных медленных кругов секундной стрелки, и снова:

— Как дела?

— Сильный лобовой огонь .. Вижу немецкие самоходки.

В ноль десять «Орел» передал:

— Меня подожгли. Пробуем сбить пламя.

Услышав это, полковник Мазников нахмурился, достал папиросу, медленно размял ее, потом спросил:

— А что слева?

Гоциридзе вызвал своего заместителя, который пошел с двумя ротами в обход Биа слева. Тот сообщил:

— Противник оттягивается на северную окраину... Я посадил на броню десант автоматчиков...

— Пора,— сказал командир бригады.— Отводите. По-моему, уже можно отвести.

Казалось, что Гоциридзе только и ждал этого. Он рывком переключил рацию.

— «Орел»! «Орел»! Я — «Ракета»... Двадцать два.

— Я «Орел»! Вас понял!—откликнулся Виктор.— Выполняю! Двадцать два выпол...

Голос внезапно оборвался. Командир бригады вскинул голову, потом перевел взгляд на темно-зеленую коробку рации, В наушниках была звенящая ледяная тишина.

— «Орел»! Я — «Ракета»,—снова заговорил Гоциридзе.— Отвечайте! «Орел», отвечайте!..

— «Орел» — горит,— ответил незнакомый полковнику . Мазникову голос.— Горит... Двигаться не может...

Не глядя на Гоциридзе, командир бригады положил наушник на стол и отвернулся от света.

16