Иуда

— Я, — сказал Иуда. — Но я не один… На Шхакаббе сейчас еще четверо моих товарищей. Все они работают в восточном полушарии — налаживают связи между полевыми командирами, оказывают информационную и техническую поддержку… Наш корабль на орбите, приглядывает за обстановкой на планете…

— А это?.. — я пошевелил руками, изобразив соответствующий жест.

Мой спаситель понял, что я имел в виду его «транспорт» и тоже изобразил одной из рук какой-то одному ему понятный жест.

— Это — «челнок», — объяснил он, — он для полетов в пределах светового года. Для серьезных путешествий он не годится. Позже я покажу вам «Потёмкин», наш корабль… тебе и твоим товарищам.

Я сделал жест вежливого согласия и, похоже, его Иуда тоже понял.

— Ну, что, идем? — Произнес он. Я согласно качнул головогрудью. — Кажется, они уже заметили нас… — Иуда протянул руку в сторону здания, указывая малым щупальцем на замершие в тени одного из проемов фигуры.

Едва я вышел из марева, как Зихт с Ашей бросились мне на встречу. Да и сам я, перепрыгивая через кусты, побежал к ним. Мы сошлись где-то посередине, между «транспортом» и развалинами, и крепко обнялись. Я был счастлив видеть их — моих друзей, моих товарищей, с которыми вместе прошел через партизанские будни подполья и через кровавые бои с полицейским спецназом; через погони, через акции прямого действия, через политические диспуты, через арест… и через тюрьму.

Хотя нас и разделили на долгие годы «мертвыми коридорами», мы были вместе все это время. Мы боролись, и никто из нас, даже сойдя с ума, не отказался от нашего общего дела — от нашей общей борьбы. Никто не «раскаялся».

«Шиаб!» — с повлажневшими глазами кричала Аша. «Командир! — ревел Зихт. — Дружище!». Я же не мог выговорить ни слова. Я просто обнимал товарищей и плакал от радости и одновременно от скорби по тем, кого уже никогда не смогу обнять.

Из семерых, взятых полицейскими ублюдками, остались только мы трое… Благодаря Иуде — удивительному существу из другого мира, который теперь стоял поодаль и смотрел на нас, смеющихся, плачущих, кричащих, своими странными, полными непостижимой мудрости глазами.

****

Корабль Иуды оказался поистине огромен. Внутри это была полая «бочка», длинной около двадцати и диаметром — примерно в пять или шесть фарсахов. «Бочка» эта, как объяснил нам Иуда, вращалась, и этим создавался эффект притяжения на ее внутренней поверхности.

Это был удивительный мир, наполненный светом, источаемым ярким желто-оранжевым стержнем, пронизавшим ось «бочки». Внизу мы видели небольшие деревни, окруженные аккуратными полями и ухоженными рощами или парками; реки и озера и даже невысокие холмы, поросшие уже настоящим лесом; повсюду тянулись дороги, по которым ехали редкие разноцветные машины.

— Потрясающе! — сказала Аша, глядя вниз из челнока, который я, на манер Иуды, привык называть «транспортом». — Сколько людей здесь живет?

— Почти двести тысяч, — ответил Иуда.

— Двести…

— «Потёмкин» — не самый большой корабль Земли, — заметил Иуда, улыбнувшись (к тому времени мы уже научились понимать его мимику). — Вот, к примеру, «Майнхоф» рассчитана на два миллиона… а «Ганди» — на пятнадцать миллионов жителей. «Ганди» — самый большой корабль-обитель.

«Транспорт» влетел внутрь «бочки» через порт, расположенный на оси ее вращения. В трети фарсаха от порта начинался, непонятно каким образом удерживаемый в пространстве и тянувшийся через весь корабль-мир к противоположному порту, окруженный облаками осветительный стержень. Оказавшись внутри, перед основанием стержня, — более всего основание походило на зависшую в центре оси вращения «бочки» белую «шайбу», диаметром в стадий, — «транспорт» плавно двинулся «вниз». Правда, я не уверен, что слово «низ» тут подходит: в области порта царит настоящая невесомость, как в космосе. Вскоре появилась сила тяжести, поначалу слабая, потом стала нарастать, пока не стала почти привычной.

Как объяснил Иуда, для людей притяжение Шхакабба терпимо, но некомфортно, так как Земля — планета людей — обладает меньшей массой, нежели Шхакабб. Кроме того, привычный для землян воздух опасен для нас, как и наш для людей (кроме специально подготовленных, как Иуда и его товарищи). Так что, все время, что мы находились там, мы дышали через специальные маски.

Спустившись к поверхности, так, что до нее оставалось не более десяти стадиев, Иуда направил «транспорт» по спирали и принялся рассказывать нам о корабле-мире со странным названием «Потёмкин».

— Это «Париж», а это «Пекин», — говорил он, указывая на поселения внизу. — А вот это «Техас». Вот «Бремен», а вон там «Киев»… а за ним дальше «Мурманск»… так называются города и области на Земле, — объяснял Иуда. — На кораблях-обителях часто пользуются земными топонимами… поселки, реки, озера… Во-он та речка, например, «Иордан», а вон та — «Волга», а вон то большое озеро, над которым мы скоро будем, называется «Мичиган». Оно самое большое на «Потёмкине»…

— Вы, наверное, скучаете по дому… по Земле… — осторожно заметила Аша.