Иуда

Вслед за Иудой я вышел на крышу тюремного корпуса. Солнце, похоже, стояло высоко — так мне показалось. Я так давно не видел солнечного света, что мои глаза совершенно отвыкли от него. Едва я оказался снаружи, солнце ослепило меня; глаза тотчас затянуло влажной пленкой. Не удержавшись, я встал на четыре ноги, задрав головогрудь и зажмурив глаза; я вытянул руки в стороны и несколько раз набрал и опорожнил легкие. Постояв так несколько долгих мгновений, я попробовал осмотреться: смотреть было больно. Поначалу я смог полностью открыть только нижнюю пару глаз, под жвалами, — верхние — почти ничего не видели. Небо было ярко-сиреневого цвета; солнце стояло чуть позади и слева. Я старался не смотреть на него. Впереди была плоская, обнесенная невысоким парапетом крыша тюрьмы, а за ней вдали — небо, по которому плыли стайки бледных перистых облаков; где-то совсем рядом прокричала птица. На мне было худое тюремное рубище, сквозь которое я тотчас же, всем телом ощутил прохладную свежесть: была середина весеннего дня.

Мой спаситель не торопил меня. Пришелец стоял рядом и терпеливо ждал, когда я смогу двигаться дальше.

Наконец, мои глаза стали разбирать окружающие детали, и мир проступил сквозь водянистую пелену слез.

Вокруг повсюду виднелись какие-то короба и трубы, навесы с кондиционерами невысокие мачты с антеннами. Ничего, что могло бы сойти за обещанный пришельцем «транспорт», я не заметил.

— Что дальше? — спросил я.

— Идем! — позвал пришелец и уверенно зашагал в сторону. Только теперь я заметил легкое подрагивание воздуха над относительно ровной частью крыши. Подобное можно видеть в жаркий летний день над сильно нагретой солнцем поверхностью (например, над дорогой), но здесь, при столь ощутимой прохладе это, обычное, на первый взгляд, явление выглядело странным. Марево имело подозрительно правильную форму: нечто расплывчато-овальное; кроме того, присмотревшись, я заметил, что находившиеся за подозрительным маревом предметы сквозь него почти не были видны (вернее, были, но как-то неправильно).

Иуда быстро подошел к мареву и…

…исчез в нем.

— Поспеши, Шиаб! — послышался голос пришельца, ставшего невидимым. И я поспешил.

Я не стал ничего спрашивать и медлить; быстро осмотревшись по сторонам, я уверенно двинулся к мареву и сам не заметил, как оказался внутри «транспорта» Иуды.

Это не была кабина фантастического звездолета, не капсула, не болид и уж точно не самолет или вертолет… Как мне описать это? Попробую так: войдя в марево, я оказался в некой податливой среде… как гель или что-то вроде того. Как я уже сказал, я не заметил, как оказался внутри. Только что был снаружи и вот уже как бы подвешен внутри: ноги, незаметно для меня самого, оторвались от крыши (словно я «взошел» по воздуху). Секунды спустя, после мой вес распределился на «невидимой подушке». Вокруг меня была прозрачная желеобразная масса, которая обволокла мои ноги и головогрудь. Я попробовал переместиться, но это мне не удалось, — каждая из шести моих ног прочно увязла в «геле» и, хоть я и мог ими шевелить, чтобы размять, но сдвинуться в сторону у меня не получалось. При этом я мог свободно шевелить всеми шестью руками, — как только я прилагал усилие, чтобы согнуть или разогнуть одну или несколько рук, «гель» вокруг них становился жидким как вода (но, что удивительно, вовсе не мокрым!). Немного побарахтавшись, я успокоился и только теперь задался вопросом: как я дышу? и тут же понял, что «гель» не проникает ни в дыхательные, ни в обонятельные сфинктеры. Наоборот: «гель» образовал что-то вроде трубок, по которым поступал свежий воздух, пахнувший крышей — смолами, окисленным железом и сухим бетоном; моих глаз вещество тоже не касалось. Несколько раз, открыв и закрыв рот, я убедился, что и это безопасно, — окружающая масса образовала вокруг рта и жвал заполненную воздухом полость.

— Тебе удобно? — услышал я голос Иуды и только теперь обратил внимание на пришельца, который как бы «висел» справа от меня в полугоризонтальном положении.

— Да, — ответил я, на всякий случай, пошевелив еще раз ногами и руками.

— Тогда полетели, — сказал он и, протянув перед собой руки, разветвил их окончания — назовем их условно «малыми щупальцами» — и пошевелил ими, как будто нажимая на видимые одному ему клавиши.

«Транспорт» в совершенном безмолвии поднялся вверх над крышей тюрьмы (ощущение как внутри скоростного лифта или во взлетающем вертолете) на высоту птичьего полета.

Когда тюремная крыша стала удаляться, становясь все меньше и меньше, я успел заметить как снизу — из той самой двери, через которую мы с Иудой попали на крышу — что-то вылетело — что-то неопределенной формы, смазанное, расплывчатое, как и сам «транспорт» — и устремилось к нам со скоростью пули. Я вздрогнул, инстинктивно ожидая удара.

— Это вернулись машины… — произнес Иуда, заметив мою реакцию. — Твои тюремщики пришли в себя и скоро поднимут тревогу.