Итоги № 46 (2013)

Без Алексея Козлова нельзя представить советскую и российскую музыку последних десятилетий. Дело не только в том, что возглавляемый Козловым «Арсенал» был для всего мира визитной карточкой советского джаза, а для фирмы «Мелодия» — курицей, несущей золотые яйца. Но и в том, что Алексей Козлов оказался одним из лидеров продвинутой молодежи 50—60-х, бросившей вызов советской культурной политике.

— Есть мнение, что музыкальность передается с генами. Много у вас музыкальных предков?

— Хватает. Прапрадедушка Петр Ильич Виноградов, протоиерей, заведовал ключами Успенского собора в Кремле, был известным в Москве меломаном. Прадедушка Иван Гаврилович Полканов имел отличный голос. Бабушка Ольга Ивановна Полканова, хоть и поповская дочка, была вполне эмансипированной — увлекалась искусством. Дед мой, Иван Григорьевич Толченов, служил в Государственной хоровой капелле, пел на оперной сцене, в церковных хорах и народном хоре Агреневой-Cлавянской.

— А родители?

— Здесь скорее поэзия. Работая в Самаре, мой папа печатался в местных изданиях под эгидой общества крестьянских поэтов.

— То есть по ведомству Демьяна Бедного?

— Верно. Однажды он показал Демьяну Бедному свои стихи, и тот предложил отцу быть его сотрудником, то есть литературным рабом. Но отец отказался.

— Крестьянский классик не обиделся?

— Нет. Впоследствии Бедный даже помог ему с получением московской прописки. В начале 30-х отец, будучи аспирантом, временно получил в пользование небольшую комнатку в подвале дома самого Демьяна Бедного. Поэта таким образом уплотнили.

— За что он впал в такую немилость?

— Считается, что вождь народов брал у Демьяна книги. Но читал крайне неаккуратно: слюнявил пальцы, загибал страницы. Демьян сказал об этом в узком кругу. Был там и Осип Мандельштам. И он, услышав про сталинские пальцы, вставил их в свои стихи...

— ...Мы живем, под собою не чуя страны?

— Да. Там, как известно, сталинские пальцы сравниваются с жирными червями. Cталину донесли и о жалобах Бедного на замусоленные страницы. В конце концов Осипа Мандельштама посадили, а Демьяна Сталин пожалел. Но слава всенародного поэта на этом закончилась.

— Вашим родителям не мешало «неправильное» происхождение?

— Когда отец женился на маме, она рассказала ему о поповском происхождении. Но он уже был членом ВКП(б) и мог оградить маму от преследований. Во время войны он сделал так, чтобы и она вступила в партию — для надежности. В итоге большая часть моей сознательной детской жизни прошла в типичной коммунистической семье.

— Без конфликтов отцов и детей не обошлось?

— Да уж, семья оказалась не без урода. Когда запахло джазом, идейные противоречия только обострились: я не скрывал неприязни к советскому строю, а родители все время боялись, что меня заметут. Джаз мой отец не переносил. Он заходил ко мне в комнату, слышал хриплый голос Луиса Армстронга из приемника — и его буквально трясло. Поскольку джаз в СССР прозвали «музыкой толстых», у отца сам собой сложился образ певца «с грубым голосом». Для него это был типичный Мистер Твистер — толстый буржуй, естественно, белый, в смокинге, цилиндре и с толстой сигарой. Так в то время в «Крокодиле» рисовали представителей растленной американской культуры. Да что отец! Я и сам был уверен в том, что Армстронг белый.

— Идейные разногласия вас не поссорили?

— К счастью, нет. Для этого отец меня слишком любил. И потому, несмотря на ненависть ко всему иностранному, покупал мне то радиоприемник с короткими волнами, то магнитофон, американские костюмы, ботинки, которые доставал отнюдь не в универмагах. А потом сам заражался моими увлечениями.

— И пластинки начал слушать?

— Нет. Модная музыка его всегда раздражала. Пластинки тогда высоко котировались и на танцах, и во дворе, и на хатах с чувихами. Я брал их с собой в пионерлагерь. Наши пионервожатые были студентками МГПИ имени Ленина, где преподавал мой отец, и на многое смотрели сквозь пальцы, так что музыка Гленна Миллера и Бенни Гудмена разносилась по всем окрестностям подмосковной Тарасовки. Уже в десятом классе я приносил пластинки на танцы в свою собственную школу, чтобы у всех на глазах начать «бацать стилем». Кстати, в моей коллекции пластинок не только Запад, но и записи Леонида Утесова 20-х годов. Пластинки были запилены до предела, слушать их невозможно, но я хранил их как реликвию.

— С самим Утесовым встречались?